А. СЕКАЦКИЙ "МОГИ И ИХ МОГУЩЕСТВА" |
||
Известно, что чужая душа -
потемки, и обшаривать ее потаенные уголки - дело трудное и тягостное. Даже
сам обладатель души не имеет понятия обычно, что хранится в тайниках. Он
и сам не желает этого знать, тем более не желает, чтобы это знал кто-то
другой. Пациент, у которого психоаналитик добивается признания в чем-то
запретном, обычно сопротивляется до последнего, ему легче сознаться в придуманных
мерзостях, чем в действительной слабости, даже невинной, вот почему с таким
трудом дается распознание, "кто ты таков?" - даже мог в глубоком
приеме считывает лишь символы, требующие еще дополнительной расшифровки. Впрочем, нужно сразу же указать на две совершенно противоположные вещи, результат которых может показаться постороннему наблюдателю одинаковым. Первую, в ослабленном, профанированном варианте, доводилось наблюдать многим на сеансах различных гипнотизеров или, как говорят моги, "на чумаковании". Тут тоже речь идет о "чтении мыслей", но считаются именно те мысли, которые предварительно были внушены (а также угадываются многозначные числа, имена и т.д.). Любопытные параллели можно найти даже у Гегеля: "Выясняется, что за так называемой завесой, которая должна скрывать "внутреннее", нечего видеть, если мы сами не зайдем за нее - для того, чтобы было видно, да и для того, чтобы было на что смотреть" (Феноменология духа. М., 1959. С.92). Таким образом, и в чужом сознании можно считывать свои собственные мысли, предварительно вложенные туда, причем безразлично, считывать их своими устами или устами владельца, низведенного к роли простого громкоговорителя. Эта практика не имеет отношения к СП, а делается из ОС, что вообще говоря гораздо проще с точки зрения техники. Мог "угадывает" у первого встречного имя, возраст, профессию, сокровенное желание, и немог восхищенно соглашается, поражаются и стоящие рядом знакомые - надо же, так сразу угадать. Да. Еще бы им не поражаться, если они тоже стоят в заморочке. Потом, когда чары рассеются, они будут долго удивляться наваждению - но могут и остаться в полной уверенности, что все было названо точно, - это зависит от программы. Ведь запрограммировать амнезию может и хороший гипнотизер. Васиштха, по моей просьбе, таким образом "угадал" имя и все анкетные данные моего знакомого (разумеется, называя первое попавшееся). Тот, однако, сохранил уверенность, что было названо его действительное имя, настоящие данные биографии - правда, он был уверен, что все это сообщил Васиштхе я. Иное дело - настоящий прием из глубокого СП, без всяких заморочек. "Трудно могу понять немога, но еще труднее немогу понять самого себя", - гласит популярный во многих могуществах афоризм. "Хотение" кажется всегда чем-то простым и безусловно известным - но это только кажется. Во-первых, человек очень редко спрашивает себя: "чего я хочу?", предпочитая этого как бы не знать. Ну а если приходится отвечать ("без дураков"), приводит перечень разных моральных и материальных благ, какое-нибудь беспорядочное перечисление. Но если всерьез задуматься над каждой из перечисленных ценностей, будь то отдельная квартира, любовь женщины, редкая марка для коллекции; если спросить себя: хочу я именно этого, или я этим хочу чего-то иного, - то, пожалуй, не сразу найдется ответ, да и неизвестно, найдется ли вообще... Неопределенность собственных желаний - сюрприз, которым может удивить себя едва ли не каждый человек. То есть внушить желание даже легче, чем какую-нибудь мысль и это явление широко используется при всякого рода чумаковании. Угадать же "чистое желание" (то, которое преобладает в "пучке хотений"), наоборот, очень трудно; тем более, что надеяться на подтверждение догадки, как правило, не приходится. Как заметил еще Фрейд, "бурное возмущение пациента чаще всего и убеждает меня в правильности предположения". Моги пришли к тому же выводу. Прием "внутренней картины мира" немога мало того, что труден и длинен, но в каком-то смысле еще и небезопасен. Некоторые могущества вообще не практикуют его. Беседуя с могами, я пришел к следующему выводу о причинах небезопасности. Осуществляемая в состоянии приема диагностика высвечивает, подобно странному рентгену, какое-то внутреннее устройство вещи, ее "невидимое". Иногда это невидимое можно в принципе задать длинным описанием, скажем, целой книгой - чем и занимается, например, наука. Но для высокой практики СП такой слишком косвенный (мягко говоря) метод непригоден. Ведь тут все дело в том, чтобы увидеть все концы и начала сразу, в едином мгновении внутреннего взора - и притом еще увидеть места, где "концы с началами" не сходятся или вот-вот могут разойтись. Все дело в этом "сразу"; если его нет, то нет и приема, - есть что-нибудь другое, крохоборство рассудочного мышления, например. Я не знаю, как выглядит эта "картинка невидимого", наверное, она еще меньше похожа на зримые формы, чем рентгеновский снимок. Притом что есть "слои", которые даже в принципе не поддаются описанию, сколь угодно длинному. "Чем больше практикуешь, тем больше различаешь слоев, и не путаешь их друг с другом", - сказал мне однажды Баврис и неожиданно пояснил: - Видишь тополь? - Ну. - Ты видишь этот тополь? - Да... - Так. Через "этот тополь" надо увидеть Тополь, потом Дерево. Потом что-нибудь живое и требующее - воды, допустим, или солнца, или селитры, или неизвестно чего - но зато известно где; есть такие странные места в картинке, где видна ненормальность состояния. Ну, там центр тяжести ветвей - видно, какая ветка обломится от ветра. И какое дерево засохнет. И все такое. (Я вспомнил в это время известный пример Платона, когда он говорил, что нужны разные глаза, чтобы видеть лошадь и видеть "лошадность"). Словом, входишь в это состояние, сам как бы становишься тополем. Поэтому надолго не рекомендуется, и никаких эмоций, чистый прием. А то ведь так уходишь, что теряешься, не чувствуешь, что вернешься обратно. Баврис улыбнулся. - Поэтому надо перелистывать. То есть моги достигают уподобления какому-то избранному объекту - но не той форме, которую он вынужден принимать под воздействием всего остального мира, чтобы быть среди прочих объектов, а, как сказал бы Гегель, достигают уподобления "в-себе-бытию". Это "в себе" полностью проницаемо только для Бога - но может быть проницаемо и для человека, если он Мог, проницаемо из особых состояний типа СП. Так вот, как я понимаю, уподобляться далеким вещам не слишком опасно, хотя и в них можно "потеряться". Тем не менее, выигрыш с точки зрения могов очевиден: богатство восприятия для них - одна из безусловных ценностей (т.е. цель сама по себе), да еще и несомненный множитель могущества. А мог по определению есть тот, кто непрерывно расширяет и углубляет свое "я могу". То есть человек становится могом, когда его абсолютное Желание сходится с абсолютной Волей. А единство абсолютной воли и абсолютного желания в пределах одного "Я" - это страшная сила, способная создавать силовое поле космических масштабов. И если верно утверждение древних даосов: "чтобы познать рыбу, надо стать рыбой", - то становится понятным, почему особенно "чревато" проникновение в психическую подноготную ближнего своего - немога. Тут действительно велик риск потеряться, ибо "знать немога" - а сия вещь все-таки посложнее флейты, да и рыбы тоже, - познать его вплоть до темных закоулков души - значит отчасти стать им. Между тем для любого мога лучше принять гибель от им самим вызванной бури или развоплощение, чем стать немогом, "впасть в неможество". "Самое пикантное в нашем положении то, что назад отсюда дороги нет, только вперед", - сказал однажды Гелик, "ходячее самосознание" всех питерских Могуществ. Можно добиваться идентификации с другим из чистого любопытства или за деньги, как психоаналитики, но безопасность этих "знатоков людей" гарантирована поверхностностью и неточностью познания (лучше даже сказать "познания"), а также страховочным взаимным лицемерием. Но если бы кому-то было дано проникнуть до самых глубин Другого, а потом вынырнуть - ни за какие деньги он бы не бросился вновь в эту пучину. Любопытно, что писатели, которым "по долгу службы" приходится проникать в "души" своих персонажей, обнаруживают (если они настоящие писатели) упрямство чужой воли, которая стремится подчинить их себе, отщипнуть частицу живого бытия - и это несмотря на то, что души "придуманы" - то есть вполне прозрачны и в принципе подконтрольны. Может быть, и сам Бог вынужден оставлять потаенные уголки души человека без проникновения, может, и Ему полнота воплощения не проходит даром... И тогда свобода, дарованная человеку, есть просто результат вынужденной, "страховочной" поверхностности Бога, видно, не может он проникнуть все мое существо без риска для себя... ОТГАДКА ИСТОРИИ (записи Гелика) Во что я никогда не верил. В то, что на смену глупым людям приходили все более умные. В то, что понять прошлое легче, чем настоящее. Не верил в роль безличности в истории и презирал культ безличности. Чего не было. Очень скучны рассказы о производительных силах, о балансе государственных интересов, а впрочем и о сословиях, не исключая сословия царей. Поинтереснее сведения и самозванцах и пророках. Удивительно, однако. Удивительно, какая ничтожная горстка людей пыталась вырваться из неможества. Немоги не могут - это ясно по определению. Труднее понять, в чем тут первопричина. Когда-то я считал, что она - в неспособности хотеть. Мелочность желаний, присущая подавляющему большинству людей, просто поразительна. Как можно не хотеть власти над собственным телом и телами других, не хотеть бессмертия, не хотеть того, чтобы материя была покорна твоей воле, - а ведь не хотят. А чего хотят - просто уму непостижимо, - какой-то ничтожной прибавки к тем пустякам, которые уже имеют. С точки зрения мога, скучно не то что обладание этими пустяками, их даже лень желать, не хочется тратить драгоценную субстанцию воображения, концентрат желания на перераспределение скудной наличности немогов. А ведь немоги обсасывают эти крохи желаемого часами. Днями, месяцами и годами. Поколениями и столетиями. Ткань истории. Конечно, уважительное отношение к всплескам собственной воли, культура желания воспитывается в могуществе. Если уж появилось желание принять участие в игре, именуемой историей (а почему бы нет, задача не лишена интереса), - так уж и надо играть на самую большую ставку - ну в крайнем случае играть на первенство в иерархии. Дерзкий человек, кому надоело собственное неможество, может выбрать ставку и покрупнее - играть на максимальную яркость отпечатка. Но все это, в сущности, игры "по ветру". Интереснее всего играть на "изменение течения". Правда, тут уже надо быть могом, владеть, во всяком случае, практикой из ОС. Методология истории. И все же остается кое-что необъяснимое, чему я не сразу подобрал разгадку. Подавляющее большинство людей укладывается в пределы своего крошечного хотения, да еще и с солидным запасом. Но что самое интересное - это поразительное приспособление, придуманное для тех, кто не укладывается. Для фанатиков веры и фанатиков искусства, для пассионариев вроде какого-нибудь Карлы Маркса. Для тех, чья интенсивность воли имеет достаточно высокую пробу, для них придуман косвенный падеж - безопасный для состояния неможества способ самореализации. Концентрация воли и желания не допускается до Основного состояния, а рассеивается в сторону, по одному из каналов сублимации. "Мой друг, отчизне посвятим души прекрасные порывы". Или посвятим душевный подъем классификации бабочек. Или песню сложим - или встанем на колени перед образом, а то и послужим "благу человечества" (а на поверку все "блага" - только способы продлить пребывание в неможестве), - вот и выдохся прекрасный порыв. Отсюда ясно, что главный вопрос методологии истории - не вопрос "как?", и не вопрос "почему?", а вопрос "кто?" Кто и зачем отвадил человечество от резервуара прямой энергетики сознания? Кто подобрал посильную головоломку для каждого и иллюзию на любой вкус? Страницы истории. Историки листают эти сто раз перелистанные страницы, чтобы уточнить годы жизни какого-нибудь султана или чтобы пересмотреть роль монетарной системы в упадке Венецианской республики. В истории столько всего произошло, что найдутся факты для подкрепления любой теории. Однако все теории основаны на предположении, что человек в истории, как и в повседневности, действует на основании единственного знакомого ему принципа - принципа "не могу". Но если знать и о существовании другого, противоположного принципа, тем более если его реализовать, открывается угол зрения с иными очертаниями возможного и невозможного. В частности, законы всеобщего неможества перестают казаться убедительными, хотя бы потому, что результат, для объяснения которого они придуманы, проще и надежнее может быть объяснен другим путем. Достаточно допустить, что Основное состояние уже реализовывалось в ходе истории - иногда и отдельными индивидами. Короче говоря, история представляется мне следующим образом. Вначале было... Пусть себе даже и слово, если так назвать то, что всколыхнуло инерцию бытия. Во всяком случае, в том мире, который застал человек, это "что-то" уже не звучало. Но отзвуки, отголоски еще доносились. Скажем так, эхо творящего слова еще раскатывалось повсюду. Человек застал бытие, когда оно еще не успокоилось, не улеглось в рамки причинности и иногда лучше поддавалось заклинанию, чем физическому детерминизму. Перед человеком лежало как бы два пути: 1) попытаться расслышать и повторить вещее слово и 2) узнать из контекста готового мира, каким был тот импульс, благодаря которому мир стал таким, каким он стал. Девиз первого пути - "могу". Девиз второго - "знаю". И вот, стало быть, если и есть в истории загадка, то она такова: почему человечество избрало второй путь, почему победил не "ОС", а "ЛОГос"? Прошлое в общих чертах. Меня не интересуют даты или критика источников. Авеста и Атхарваведа, в том виде, в каком они записаны, мало достоверны; быть может потому, что изощренность письма странным образом обратно пропорциональна прямому могуществу. И все же они описывают практику. Какой-ниудь Жорж Батай мог бы описать лучше. Но той практики уже нет, а Василеостровское Могущество способно сохранять себя и приумножать без письменных инструкций. Думаю, что многие из тех, что составляли мантры или писали книгу "Зогар", могли бы быть приняты в наше Могущество. После короткой стажировки... Ясно, во всяком случае, что и на рубеже истории человечество подразделялось на те же основные категории, что и сегодня, только с иным численным соотношением. А именно: маги (могущие), логи (знающие - от первых "ведунов" до всевозможных других "логов": теологов, физиологов) и на пребывающих в неможестве и невежестве. Маги исчезли, но возник десяток Могуществ, которому удалось превзойти большинство их смелых дерзаний. Немоги остались при своих, а логи размножились, причем немалого им удалось добиться в косвенном падеже, в расшифровке формулы. Я все-таки вижу в этом величие человека, способного добиваться совершенства даже в беге в мешке и с завязанными глазами. Правила Могуществ запрещают ставить им подножку. До появления зороастризма множество магов практиковали в Иране, в Индии, в Передней Азии и в Египте. Они могли называться и называть себя иначе, но это были люди, способные сублимировать энергетику желания и воли по прямому назначению "я могу". Похоже, что им было легче с подкреплением, ибо короче была дистанция между замыслом и осуществлением. Чары легче извлекались из неостывшего еще слоя сил чарья, в пространстве-времени было больше странных провалов, где прерывалась цепь причинно-следственных связей и был возможен беспричинный метаморфоз людей и предметов (превращения). Страх заставлял подавляющее большинство людей держаться подальше от этих, как сейчас принято говорить, "странных аттракторов", - но ведь маги, как и моги, бесстрашны по определению - они смело вклинивались в заморочки и сами вызывали их. Иные из магов не ведали и горнего страха; вот их я могу считать нашими непосредственными предшественниками. Из анализа обрядов и практик становится ясно, что они подбирались к принципу обратной связи с Демиургом. Речь идет не о бессильной и униженной мольбе (молитве), а о перехвате элементов управления. В честь одного из тех магов я написал свою единственную мантру. Маг и Бог Что правит миром? Грозная стихия. А что стихией? Прихоть божества. А прихотью? Моих обрядов сила и слов моих. Есть вещие слова. Скажу я: Ом и левый глаз прищурю и Всемогущий пойман на крючок Он хочет солнца. Но пошлет мне бурю. Таков завет. Здесь милость ни при чем. Одной ногой я встану на опору и в этой позе месяц продержусь. И тот, Всевышний, отодвинет гору - чтоб я прошел. Пожалуй, я пройдусь. Я страх и лесть прочту на ваших лицах. Кто хочет в маги? Но они молчат, поскольку знают: стоит ошибиться - и неминуем страшных следствий ряд. В одном лишь слоге, в том, как танец кружит один лишь раз за десять тысяч лет - и Всеблагой меня рассыплет тут же на свет и тьму и заберет мой свет и будет рад. Но омрачится снова. Жив юноша. Удачный выбор мой. Я научил, как управляем словом Всевышний. Всемогущий. Всеблагой. Персонажи мифологии и истории. Могущие весьма отличались друг от друга пределом своих возможностей. Многим было достаточно периодически являть свое превосходство над простыми смертными; их компактный заряд честолюбия успокаивался, "гасился" от рутинных почестей ближних своих. Понятно, что и фокусников и имитаторов было не меньше, чем сегодня. Закон человеческой повседневности гласит: там, где возможен сбыт фальшивой монеты, со временем вся монета станет фальшивой. Но были и те, кто имел такую волю к могуществу, что никакое почтение и поклонение немогов не могло ее успокоить. Они изобрели отключение, зомбирование, нашли способ транспортировки чарья (сосуды, перстни, пресловутые "волшебные палочки"), нашли защиту от неуправляемого метаморфоза и овладели элементами управляемого превращения. Высокого уровня достигла техника миражирования. Способ, каким продуцировались массовые галлюцинации без создания заморочек, нами до сих пор не освоен и даже не понят. Хуже всего было дело с экранированием и, по-видимому, со статическим (непринужденным) удержанием ОС. Маги набирали ОС экстатически, через экстаз, т.е. слишком затратным путем и под угрозой срыва. Обычный маг практиковал "через не могу", как хороший стажер, не владея достоверностью спокойного могущества. Не было и речи о том, чтобы поделиться находкой с коллегами; вражда друг с другом была правилом среди магов. С сегодняшних позиций это вполне объяснимо: чтобы набрать первоначальный заряд до концентрации "я могу", необходимо противопоставить себя "остальному миру" - или освоить технику вхождения под руководством наставника. И все равно кто-то должен быть первым. Немоги часто говорят: "тут я собрался с духом" или "набрался наглости, чтобы...", не подозревая, что это всего лишь прибавка к убогой застенчивости, всего лишь тысячная доля звенящей дерзости, необходимой для Основного Состояния. Разумеется, как маги, так и, тем более, моги - абсолютные самозванцы в самом прямом смысле этого слова. Никто не позовет тебя к могуществу, и второе рождение человек избирает себе сам, просто выходя из очереди "званых и призванных", руководствуясь принципом: "если гора не идет к Магомету, я тем более не пойду". Могущество человека определяется мощью и неподатливостью тех сил, которым он бросил вызов. Верно также и другое изречение: чем выше забрался, тем больнее падать, и ясно, что испытывающий головокружение от высоты никогда не станет могом. Практика и культ. Явления мира соотносятся друг с другом как причина и следствие. Причинное управление миром замкнуто и хитро закручено. Его можно изучить, чем и занимаются логи, но через причинную цепь невозможно обратное воздействие на Демиурга, это модус автономии творения. Иное дело беспричинное управление, или первоначальный импульс, символически выраженный в творческих словах - "Да будет!" Следы беспричинного управления остались в мире, и по ним возможно обратное воздействие на Всемогущего. Вот простая аналогия: если человек сделал какой-нибудь прибор или хотя бы завел часы, то сколько потом ни переставляй пружинки и шестеренки, воздействовать на "творца" уже не удастся, можно зато понять, как устроены часы... Но если человек что-то сказал - есть шанс "поймать его на слове" и через этот канал воздействовать на его поступки. Практика магов - это попытка "поймать на слове" Господа Бога, обратное восхождение через линию прямой связи. Понятно, что пребывание в тех слоях, по которым возможно воздействие на самого Демиурга, в высшей степени опасно, поэтому практика предполагает строжайшую дозировку и последовательность действий, отсюда - незыблемость ритуала, отсюда же - невозможность изменить даже интонацию при произнесении мантры. Нет сомнения, что малейшая ошибка в технике работы с силами чарья или с "общей геометрией мира" влечет страшные кармические последствия. Но такова практика - и ее изящная архитектура действий напоминает чайную церемонию. Что касается культа, то он представляет собой воспроизводство высшей формы практики. Культ - это подражание практике магов, подражание "невсамделишное" и поэтому безопасное. Участники культа похожи на детей, которые играют во взрослых, - они лепят куличики и "варят кашку", копируя действия взрослых до мельчайших подробностей. Но каша получается "условная", есть ее нельзя. Для любого мога так же легко узнаваем и "продукт", производимый немогами в процессе культа, - очень похожая "каша" из мокрого песка... Чего же не хватает? Продолжая аналогию, можно сказать: огня и ответственности. Но кто же доверит детям такие вещи? Не хватает Основного Состояния, в'ещей силы "я могу". Вся архитектоника практики, которая имитируется в культе, - как бы модель реактора по преобразованию ОС, и без "я могу" он не имеет никакого смысла. Как образно сказал некий мог своим стажерам: "Если вы будете иметь веру с горчичное зерно и скажете горе сей: "перейди отсюда туда", и она перейдет, и ничего не будет невозможного для вас". Ну а песочный куличик, с каким бы усердием его ни замешивать, не станет от этого более съедобным. Нашему Могуществу удалось расшифровать по портретам (по культам) многие практики и восстановить из символической, искаженной и эстетизированной формы действительную. Очень вероятно, что ряд искажений был внесен самими магами для безопасности копирования, т.е. явственно, слишком явственно видна подмена крупы "песком". Была ли тут причиной "зависть", опасение появления новых магов? Вряд ли все маги соблюдали непреложное правило могов: "могущий вместить да вместит", но во всяком случае опасность, связанная с магией, охраняла "чистоту рядов" куда надежнее. Так что я склонен объяснить подмены или явные искажения, внесенные основателями в культ как модель практики, той причиной, по которой игрушечный нож из комплекта детской посуды не затачивают; "модели" свирепых хищников делают "некусающимися". Впрочем, сохранились культы и с незначительными искажениями и среди них я обнаружил "пустые культы", вероятнее всего представляющие собой "заброшенные штольни". Искусство утаивания. Внешнее разнообразие религий и поразительная одинаковость их внутренних "религиозных практик", специфические формы остаточной духовности становятся понятными, если признать их последствиями примененного искусства утаивания. Вещая сила воздействия подверглась утаиванию. Создатель спрятал концы в воду, чтобы никто не мог подергать за них и оказать обратное воздействие на Творца. И все хорошо, когда никто не Мог, но появляются моги и разыскивают спрятанные концы. Искусство утаивания было высоко оценено немогами и воспринималось как эталон игры в прятки - "пути господни неисповедимы". Мог ставит себя на Его место и спрашивает: как поступил бы я? Ведь именно так мы ищем спрятанную вещь, и человек представляет собой существо, для которого спрятанную вещь найти легче, чем потерянную. Поэтому первое, что нужно сделать, - это спрятать факт спрятанности, представить истину как непотаенное (а точнее, непотаенное как истину). Придет философ, который так и скажет: истина есть непотаенное, "aleteia" - вот почему так трудно найти (обрести) ее. Хайдеггер был близок к разгадке, ему оставалось всего два рефлексивных шага - во-первых, истолковать несокрытость в категориях божественного замысла и, во-вторых, догадаться, предположить хотя бы, что истина не есть то последнее, что человек ищет и должен искать. Существует великолепный афоризм: важно докопаться до истины, но еще важнее понять, кто и зачем ее так глубоко закопал. Глубже всех глубин, в непотаенности. Человек становится могом, когда не довольствуется поисками "истины" или даже Истины, а взыскует непосредственно Могущества; требует know how, в том числе и know how истины. Тяга к присвоению мощи (другой философ довольно приблизительно определил ее как волю к власти) дана человеку с той же степенью насущности, как и поиск истины. Поэтому спрятанность спрятанности, даже если она определена (проецирована) как истина, сама по себе не в состоянии гарантировать утаивание. Наиболее проницательные находят истину; из них самые дерзкие соображают, что им хочется иного, - так философски, на уровне логоса обозначается выход из неможества. Траектория обходного пути, или наука. Итак, как бы я еще мог поступить на Его месте? Я бы расставил неверные указатели, снабженные для убедительности приманками. Операция вторичного создания человека осуществлялась с помощью Логоса. Сбить с "прямого пути" легче, если указан путь косвенный. К тому же, достаточно убедительный. И вот, вместо выхода в Основное состояние, вместо опробования других сфер непосредственного могущества, немоги устремляются по специально приоткрытому косвенному пути, возглавляемые Логами, лучшими расшифровщиками знаков. Растет число знающих (знающих знаки); их подлинные и мнимые успехи сокращают пополнение могущих. Науку можно представить себе как траекторию самого длинного обходного пути и в этом плане ее отличие от религии не слишком существенно. Наука это религия нетерпеливых, тех, кто не способен ждать Откровения, но зато готов довольствоваться открытиями, а вернее при-открытиями сокровенного; сокровенных, чаще всего срамных частей. Никто не видит Бога в лицо; в лучшем случае Иегова показывает себя со спины, а то и вовсе подсовывает горящие кустики и другие знаки. Наука и религия в равной мере заняты имитацией настоящего: им доступны в основном макеты и чучела. Обманки, разбросанные на обманном пути. Игра, в которую играет Иегова, противоположна игре в "горячо-холодно": чем дальше отклоняется ученый с повязкой на глазах от ниточки управления, тем громче подсказывают ему: горячо, горячо! - hic Rhodus, hic salta! КАТА "Ката" (по-японски) буквально означает "танец". В каратэ и в некоторых других единоборствах так называется совокупность движений во время разминки или поединка. Эти движения (существующие и в боксе) могут показаться лишней тратой энергии или простым заполнением промежутка между ударами; на самом деле ката - могущественный усилитель практики, позволяющий осуществлять переброску реактивных сил, подбирать сопротивления противника, подключая их к энергии нового удара. Непринужденность и изящество каты отличают мастера единоборств. "Танец" - это текучая субстанция состояния готовности, обладающая даже внешней притягательностью и способностью очаровывать зрителя. Не случайно этот момент всегда усиливается в кинобоевиках, где герой расправляется с противниками как бы отталкиваясь от прежнего удара к новому и совершая своеобразные танцевальные движения. Ката проходит большее пространство, чем нужно для прямого попадания, но движения в пустом пространстве только кажутся лишними - они привораживают противника, заставляя его раскрыться. В движениях каты мастер "подбирает" полезные вибрации (резонансы) и ускользает от вредных, заставляя попадать в них противника; у исполняющего кату словно бы открывается новое зрение. Ката, используемая в практике могов, отчасти похожа на танцевальные движения восточных единоборств. В ней есть и высокие прыжки, и подкрутки, и движения сопровождения, есть и ритмический рисунок, столь же, а может быть, и еще более зачаровывающий. Отличается она прежде всего отсутствием видимого противника. Нельзя увидеть прямо, с кем противоборствует мог в яростном танце. По косвенным признакам догадаться нетрудно: дребезжат стекла в рядом стоящих домах, ломаются ветки деревьев, скрипят тормоза машин и искрит электропроводка. В этом танце мог наносит удары в слабые точки близлежащей вселенной, создавая резонанс или вихрь, где каждая микрокатастрофа не поглощается инерцией своего окружения, а переносит разрушительный потенциал дальше по эстафете. Потому что мог успевает "подставить" другую слабую точку или перебросить в нее "энергию распада". Прыгающее, танцующее тело мога работает как скоросшиватель катастроф, будто ката-лизатор, направляющий и сводящий трещины в единый разлом, в общую картину распада. Это и есть практикуемая могами ката, она очень зрелищна, и я не знаю, с чем ее можно сравнить. Но догадываюсь. Мне кажется, ката-практику можно сравнить с вещим танцем шамана, в результате которого потом идет дождь или враг, готовящий нападение, теряет уверенность - изнемогает. Я видел кату в исполнении всех могов Василеостровского могущества - видел и их совместное действо, Большую кату... Запомнилась самая первая ката, танец мога Лагуты. Лагута жил на Васильевском, и внутренний двор дома, куда мы с ним вошли, граничил с детским садиком. - Вчера я здесь хорошо поработал в СП, провел диагностику. Так что ката пойдет чисто концертная, без неожиданностей... Ну а насчет импровизаций - посмотрим. Мы прогулялись по типичному питерскому двору, грязному и запущенному, перешагнули через заборчик. - Потрогай мухомор, - сказал мне Лагута. Я потрогал детский грибок, прикрывавший песочницу, и произнес: "шатается". - Вот видишь, - удовлетворенно сказал Лагута, - может свалиться прямо на деток. Вообще-то у него есть по крайней мере три точки, где можно тюкнуть, и он рассыплется. Но это нам неинтересно, я лучше около него станцую. Если хочешь, можешь сам исполнить увертюру. - Какую увертюру? - Ну, надо же от чего-то оттолкнуться. Взять разгон, так сказать. На секунду задумавшись, Лагута спросил: "Спичечный коробок у тебя есть?" Я достал из кармана коробок со спичками и подбросил его на ладони. - О! То, что надо. Продолжай. - Что продолжать? - не понял я. Лагута объяснил: подбрасывать и ловить спичечный коробок. "Надеюсь, это тебя не затруднит", - добавил он, улыбнувшись. Недоумевая, я приступил к нехитрому упражнению, смущаясь под неожиданно пристальным взглядом мога. Лагута тем временем медленно понял руки над головой, соединив ладони кончиками пальцев. Я понял, что он набирает ПСС. Коробок вдруг выскользнул у меня из рук и я сам чуть не упал от неловкого движения. А мог в упругом прыжке взмыл вверх, развернувшись в полете, как танцовщик балета. Зашелестела вытоптанная трава, задребезжали стекла. Из подвала выскочила кошка, шмыгнув в подворотню. Лагута, вдохновенный танцовщик, продолжал свою кату, причем ощущение было такое, словно отталкивается он не от земли, а от упругого батута. По мере того, как разворачивался танец, в дворике нарастала волна "микрокрушений" - ломались и падали ветки, разбилось стекло в парадной на пятом этаже, лопнула веревка, на которой висело одинокое покрывало. Потом я спрашивал у Гелика, не происходит ли "ката" от слова "катализ", ведь под действием прыжков разрушительные процессы ускоряются до предела, выявляются все потенциальные трещины и разломы, а главное - крушения естественным образом активируют друг друга. Это движущая сила каты сводит концы с концами, совсем как фермент-катализатор в химической реакции. Идет взрывное расщепление, разложение вовлеченных в реакцию "реагентов". Гелик, автор большей части моговской терминологии, нашел мою аналогию забавной. - Только, - возразил он, - лучше говорить не о расщеплении, а о реакции синтеза. Идет синтез катастрофы из микрокрушений, так сказать, через направленную концентрацию несчастных случаев. Физика тоже занимается такими вещами, но на другом материале... Но тогда, в тот первый раз, я только стоял как зачарованный и смотрел на Лагуту и происходящее вокруг него. Первоначальное желание присесть и прикрыть голову руками прошло почти тут же - магическая красота и притягательность зрелища пересилила. Я и в дальнейшем всегда испытывал легкое сердцебиение, когда мог, живой центр вихря, ткал из нитей разрушения ажурное полотно, перемещаясь как челнок от одного края к другому. Треск и хруст усиливались по мере того как Лагута проделывал свои па. И, наконец, грибок треснул и упал, расколовшись надвое, а спичечный коробок в тот же момент взлетел на воздух. Лагута поймал его и протянул мне. - Представление закончено, - сказал он. И хотя слово "Представление" прозвучало в кавычках, в этом было нечто большее, чем просто метафора. Во всяком случае, из всей практики могов ката, бесспорно, является самой зрелищной. Отчасти она похожа на движения каратиста, но по своей "графике" и пластике явно напоминает балет. Это подтверждает мысль, высказанную в записках Гелика, о том, что вообще культ и, в частности, искусство представляют собой копирование внешней формы грозной практики магов - но копирование "невсамделишное", похожее на игру в "куличики". Дети варят кашу почти как взрослые, "но каша получается условная, и есть ее нельзя", - писал Гелик. Искусство в том и состоит, чтобы "накормить понарошку", сшить изящное платье для голого короля. Вместо практики немоги практикуют искусство - ведь оно так безопасно предается "полной гибели всерьез". Между танцем шамана и танцем солиста Большого театра может существовать сколько угодно различий в технике, в пластике и т.д. - но все они незначительны, второстепенны по сравнению с главным различием смысла: танец шамана является вещим, и его результатом является феномен природы, нечто онтологическое - дождь, смерть или укрепившееся мужество. Танец солиста балета изначально представляет собой копию, подражание (мимезис), а результатом является образ - специфический, замыкаемый в душе резонанс без всяких онтологических последствий. Отсутствие немедленных последствий, принципиальная невещественность танца приводит к большей раскованности и свободе движений, в нем есть символическое пространство свободы, возникающее на "пустом месте", там, где перемещения танцующего нисколько не провоцируют природу. В танце мога нет такого пустого, безразличного пространства, он изначально вещественный или вещий, поэтому и причинный ряд, соединяющий отдельные движения, тяготеет все-таки больше к физике, чем к эстетике. И даже странная притягательность каты для случайного или преднамеренного зрителя может иметь физическое (или хотя бы квазифизическое, на нынешнем этапе) объяснение - неизбежное высвобождение связанных чар в результате провоцирующих па, синтезирующих катастрофу. Вокруг мога, практикующего кату, наверняка возникает хотя бы легкая связка, погружающая в очарованность всех, стоящих в ней. Исполнению каты зачастую предшествует диагностика - предварительная проверка на прочность разных слоев сущего. В этом случае в голове мога уже имеется карта предстоящих разломов, сразу известно, куда отводить энергию разрушения. Что же касается "веса" или ощущения "тяжести" перемещаемого заряда - тут все зависит от интуиции и опыта; сколько нужно "гонять и ускорять" "мячик", чтобы сломать грибок, - это нельзя решить априорно. Если говорить о "мифологии экстрасенсов", то одной из самых расхожих мифологем, частенько воспроизводимых в американском массовом кино, служит картинка, когда мутант (экстрасенс, сканнер, etc.) пристально смотрит на стоящий стакан и начинает двигать его взглядом, подталкивать, пока стакан не падает и не разбивается. В своих стилизациях-развлечениях моги частенько обыгрывают эту мифологему, но, возможно, с каким-то подвохом. Дело в том, что прямой физический эквивалент энергии психополя незначителен; конечно, можно выжать нужную порцию для подталкивания стакана - но тут будет нечто от трюка - что-то вроде удержания десятка спичек на реснице. Использовать энергию ОС для примитивного "телекинеза в упор" в сущности, еще глупее, чем забивать гвозди микроскопом: затраты колоссальны, а эффект ничтожен. Но я не раз видел, как, используя кату в качестве ускорителя (или усилителя?) мог буквально сметал стакан со стола "последним броском", и тот со звоном разбивался об стенку. Нередко моги практикуют ката-импровизации, без предварительной рекогносцировки местности, просто по настроению, поскольку "ОС имеет тенденцию переходить в ПСС" (Фань). Легкость сама продуцирует сверхлегкость - в принципе, это знакомо каждому, кто испытывал когда-либо состояние приподнятости духа. Тогда приподнятость сама вытанцовывается как бы на едином дыхании. "Душа поет - тогда и появляется настроение чего-нибудь разворошить и посшибать", - говорил мне Джер. Помню, я спросил его (скорее, в шутку) - не может ли мне свалиться на голову черепица, какой-нибудь обломок дерева, кирпич... Неожиданно пристально посмотрев на меня, мог сказал странную вещь: - Чудак-человек. Ты ведь рискуешь, а боишься пустяков. Представь себе, что бегущий в атаку под пулями боится подхватить простуду. Так же и ты насчет своих обломков. - Что-то не совсем понимаю, что ты имеешь в виду. - Сердечко-то у тебя стучит. Пульсирует, как ударник. - Ну и что? Это просто признак захватывающего зрелища. - Захватывающего, говоришь? А мне-то каково? Меня тоже захватывает. - Что захватывает? - вновь не понял я. Джер, помолчав немного, ответил: - Если бы ты знал, маэстро, какое сильнейшее искушение замкнуть кату на сердечной мышце. Вон коты - те прекрасно понимают - дают деру, чуть только запахнет жареным. А немогам все до фени, они, видишь ли, зрелищем любуются... Так что мы с тобой, брат, как Вильгельм Телль с сыночком. Только теперь мне вспомнилась повышенная, необычная нежность могов ко мне после исполнения каты - они-то, оказывается, гордились, что "не удавили". По правде говоря, я был ошеломлен, но, впрочем, как это ни странно, зрелище каты по-прежнему приносит мне наслаждение... Помимо классической каты могов, с ее эффектным внешним рисунком, есть еще и мини-ката, которой владеют только питерские могущества. По смыслу мини-ката мало чем отличается от развернутой каты, она так же представляет собой телекинез с применением реактивных сил и адресовкой импульсов в критические точки, вычисляемые из СП. Обе эти практики (а вернее, обе разновидности одной практики) делаются из ПСС. Отличия прежде всего в резкой редуцированности самого танца. По существу, танцевальные движения, как таковые, отсутствуют, они сводятся к еле заметным сопровождающим движениям руки или даже пальца, да еще к изменению походки. Походка становится развинченной, немного подпрыгивающей. Моги исполняют мини-кату, гуляя по улицам города в ПСС - Предстартовом Состоянии. Предварительно маршрут подвергается диагностике, чтобы "взять струнки" - исчислить все оптимальные точки нанесения удара и хорошие физические экраны для отталкивания разогреваемого импульса. А затем мог идет своей легкой, прыгающей походкой - позвякивая окнами, шелестя листьями деревьев и спотыкая прохожих. Видно, как он купается в ПСС, омываемый мягкими волнами могущества. Вероятно, микроката и нужна для продления ПСС и для полноты проживания в этом состоянии, обладающем определенной самодостаточностью и внутренней ценностью. Из-за редуцированности движений общий урон миру, наносимый в микрокате, несколько меньше, чем в обычной катапраксии, и завершающий удар (сброс, замыкание), как правило, отсутствует, распыляясь по всему маршруту движения. Но и здесь есть свои шедевры, уникальные, штучные образцы практики. Сосновополянский мог Мангул разработал и отполировал до блеска особый стиль катапраксии, получивший название "ката под градусом". По внешнему рисунку и некоторым принципам организации это калька с шаолиньского "пьяного стиля". Имеется в виду специфический набор приемов, когда мастер единоборства, имитируя движения пьяного и используя возникающие реактивные закрутки, ведет эффективный бой. Ката под градусом очень зрелищна, особенно в исполнении Мангула. Вот он идет, пошатываясь и делая нелепые движения руками - так и кажется, что сейчас упадет или наткнется на урну, или столкнется с прохожим. Но фактически происходит обратное. Урна почему-то успевает упасть и откатывается прежде, чем об нее запнется нога Мангула - с опережением на долю секунды... Прохожие, пытающиеся поддержать, оттолкнуть или просто пройти мимо "шатающегося пьяницы", сталкиваются друг с другом, падают, проявляя чудеса неуклюжести; Мангул же преодолевает препятствия как слаломист на стремительном спуске, оставляя после себя "следы разрушения" и полосу "разборок" различной степени тяжести. Все это смотрится как дивная фантасмагория, если наблюдать с тротуара по ту сторону дороги. Блистательная иллюстрация к народной песне: "Улица-улица, ты, брат, пьяна..." САНКЦИЯ Трудно определить однозначно тип отношений между могами и немогами. Он довольно существенно различается у разных могуществ и, я бы даже сказал, подвержен моде. Когда-то доминировала установка на пофигизм, ярым ее последователем был, например, Лама-цы (его отношение к материалу до сих пор считается классическим). Затем охтинцы продиктовали "готическую вязь" - стиль, при котором практика изобилует многочисленными попаданами, наставлениями и прочими причудами. В последнее время под влиянием Василеостровского могущества возобладала легкая снисходительность в отношении к немогам - впрочем, непитерские могущества, например, Воронежское и Рижское, в шутку называют василеостровский уклон "ересью логоцентризма". Итак, в целом безмятежность и олимпийское спокойствие. Есть, однако, совершенно особая сфера, где о спокойствии не может быть и речи. Ниточка самой живой и трепетной связи между могом и немогом пролегает через Санкцию. Мне не удалось установить, кто же из могов первым дал Санкцию, избрал себе немога и заключил с ним завет. По-видимому, практика санкционирования возникла одновременно с обретением настоящего могущества, как некая потребность - можно даже рассматривать ее как атрибут всякой власти, достигающей определенной "концентрации". Я знаю, что практика санкционирования сформировалась независимо в разных местах и, появившись однажды, приобретала с тех пор все большее значение. Ею занимаются все могущества и едва ли не все моги персонально - исключения крайне редки. Перехожу теперь к описанию сути дела. В один прекрасный день кто-нибудь из немогов - избранник - получает вдруг чудесный дар - милость мога. Мог каким-то образом является перед ним и заключает завет - если речь идет о "заветной санкции". В случае же "беззаветной санкции" мог без всяких предварительных условий, и часто даже не обнаруживая себя поначалу, находит себе немога и берет его под персональную опеку. Человек, получивший санкцию, вовсе не становится сразу же счастливейшим из смертных - но, несомненно, получает значительные преимущества в делах. Тотальная помощь мога, будь то в рамках завета или по беззаветной санкции, дорогого стоит. Но поддержание санкции недешево обходится и могу. Не говоря уже о непосредственном соучастии в делах избранника, т.е. о "сопровождении", немало времени занимает обдумывание благодеяний, инсценировка "явлений", разработка стратегии дальнейшей помощи и коллекционирования успехов подопечного. Непсредственная работа с избранником и относящиеся к ней заботы получают преимущество перед многими другими разделами практики - правда, поддержание санкции или, как обычно говорят в могуществах, везение намеченного объекта, требует от мога постоянно быть во всеоружии, находиться в хорошей форме. Вот Джер везет своего избранника, Эдика Кулькова. Кульков, плюгавый мужичонка лет 40-45-ти, спешит к гастроному на Большом проспекте В.О. - ему нужно купить какие-то продукты. Он подходит, дергает дверь - увы, не успел: пять минут как начался перерыв. Эдик матерится про себя и останавливается в раздумье. В это время Джер, сопровождавший немога "на поводке", т.е. на близкой дистанции, уверенно стучится в запертую дверь. Открывает дверь исполинских размеров продавщица. Ее лицо отнюдь не преисполнено доброжелательностью. - Нам нужно у вас кое-что купить, - говорит Джер, замедляя темп речи к концу фразы: "ку-пить..." и смотрит. - А, - открывает уста необъятная женщина, но вдруг замолкает и пожимает плечами: - ну, покупайте, раз надо, что сделаешь... Мы втроем входим в магазин, и Кульков думает, наверное, что ему "повезло", и думает, в общем-то, правильно, хотя и неправильно употребляет глагольную форму: не ему повезло, а его повезли, и причем довольно давно, как я понимаю, уже с месяц назад началось везение. В тот момент, когда Джер дал немогу санкцию. С тех пор процент мелких удач, определяемых обстоятельствами, резко повысился. Бессовестный сосед вдруг вернул долг; пару раз останавливались машины и предлагали подбросить куда надо - бесплатно, просто так; в строительном техникуме, где немог что-то преподавал, женская половина коллектива несомненно стала обращать на него повышенное внимание, а директор перестал склонять по всякому поводу, и т.п. Похоже, что Эдик отметил уже свой изменившийся внешний статус, в связи с чем и внутренний статус должен был вот-вот повыситься. Обратил ли он внимание на пересечения с Джером - трудно сказать. Во всяком случае, взаимосвязь этих пересечений с везением немогом пока не установлена. Дело в том, что везение объекта могом отнюдь не сводится к одному только сопровождению, тем более "на поводке". Мог изучает объект всесторонне и проводит активную санобработку прилегающих территорий. Джер, например, обстоятельно исследовал типичный маршрут своего подопечного, расставил нужные акценты в "кафе-мороженом", куда Кульков, как выяснилось, любит заходить, посетил, разумеется, техникум, причем неоднократно, - там ему, кажется, пришлось "отключать громкость", делать еще какие-то штуковины - хорошо прикрытые (т.е. с запрограммированной амнезией "потерпевшего"), - расчистка маршрута требует времени, изобратетельности, и даже сама по себе, как я думаю, является для мога интересной формальной задачей. С явным самодовольством Джер рассказывал Фаню про "классную инсценировку", как Эдик, страстный филателист, получил вдруг в подарок редкую марку, о которой давно мечтал, - причем получил от своего главного соперника и конкурента. Два момента удивили меня сразу же, как только я познакомился с феноменом санкции: 1) совершенно необычный, с точки зрения всего диапазона, характер отношений между могом и немогом - далекий от равнодушия, я бы сказал, страстный или еще точнее - ревностный, и 2) невозможность установить зависимость санкции от "моральных качеств" избранника. Ну ладно, Эдик Кульков, для характеристики которого больше всего подходит слово неприметность, способен, в конце концов, вызвать сострадание. Хотя ясно, что подобное чувство, малозаметное у могов, едва ли могло оказать влияние на причину выбора. Но среди избранников, среди довольно многочисленной "паствы" (иные из могов ухитрялись везти по 5-6 избранников сразу) попадались и личности, на мой взгляд, совершенно отвратительные - и картежники какие-то, и чиновники-функционеры - словом, сущие моральные уроды. На мои осторожные расспросы по этому поводу моги, в лучшем случае, пожимали плечами. Порою удавалось услышать в ответ что-нибудь из застрявших на слуху выражений. Пожалуй, в своем пристрастии к этим засорениям ноосферы, в умении извлекать и вовремя цитировать их моги походили на митьков - и те, и другие своего рода подземные жители, обитатели котельных, блистательные порождения Питера 60-70-х годов. Джер, например, отделался цитатой из знаменитой детской страшилки: Вот пристал: - зачем? зачем? Попугаю - да и съем... Зато ответ Зильбера на вопрос, почему он дал санкцию некоему, мягко говоря, малосимпатичному гражданину, меня поразил. Он оказался исчерпывающим объяснением сути дела. Зильбер (несколько задумавшись) вдруг процитировал строчку из песни Высоцкого: И мне захотелось - пусть будет вон тот, одетый во все не по росту. Я вдруг понял, что для мога и не может быть более сильной мотивации, чем прихоть воли. Ведь обусловленность некоторой причиной, особенно доступной пониманию, является формой зависимости. Вхождение в состояние могущества радикально подрывает зависимость от всего иного, расширяя территорию, на которую распространяется суверенитет Я. Многие привычные для немога ряды обусловленностей, причинные цепочки разрываются могом (собственно, с этого и начинается Основное состояние "я могу", с разрыва цепей заставляющих изнемогать) - натяжение других существенно ослабляется, и они провисают. Зависимость от мнения других людей, от их власти и властных установлений, от уз морали, рассчитанных на немогов, зависимость от законов природы и прежде всего от собственного тела - по степени обусловленности или, наоборот, необусловленности этими параметрами надежнее всего можно отличить немога от обладателя могущества. Ницше в свое время проводил разделение между свободным и связанным умами; но и у него свободный ум оказывался основательно связанным, прежде всего бездействием, т.е. неможеством, неспособностью воли непосредственно опрокидывать себя в плоть. Между "данной в ощущении", истинной достоверностью "я могу" и точкой воли "пусть будет вон тот" существует кратчайшее расстояние. Если я не привязан к тем, которые хотят и могут мне быть полезными, стало быть, подобный расчет, вроде исчисления заслуг, сам по себе и не входит в мою геометрию воли. Пока еще не изучен феномен фаворитизма у королей и, вообще, у сильных мира сего, я думаю, он подтвердил бы прямо пропорциональную связь между силой каприза (каприччио - прихотливый ход в музыкальном произведении) и объемом и качеством власти. Но еще более точным, Абсолютным Архетипом причины санкционирования является лаконичное библейское изречение: "И возлюбил господь Иакова, а Исава возненавидел". Но это лишь точечная мотивировка, вслед за которой начинается сложная геометрия воли-желания, ревностное везение своего подопечного через пороги и преграды. Как ни странно, практика санкционирования, кажущаяся на первый взгляд экзотической прихотью, складывается в достаточно жесткую конфигурацию событий, в нечто знакомое и даже объективное. Теперь я, по крайней мере, знаю, что ревность Иеговы объективна. Далеко не все избранники, носители санкции, известны мне. Но у тех сравнительно немногих, о ком я знаю, результат, т.е. "осененность", впечатляет. Кажется, кальвинисты были правы, думая, что богоизбранность непосредственно влияет на земные дела, включая профессиональные и денежные успехи. Санкция, подобно благодати, универсальна - захудалого учителя она делает не только асом своего дела, но и удачливым любовником (через сложнейшие многоэтажные заморочки, через высочайшее искусство Гелика и Фаня), спивающегося футболиста возвращает в основной состав "Зенита" и т.д. По известным причинам мне не хотелось бы называть имена. Но зато как раз здесь уместно будет вспомнить всевозможных экстрасенсов, йогов, колдунов и прочих, несть им числа, занимающихся чумакованием. Естественно, что среди подобной публики нет ни могов, ни стажеров: ни один из чумакователей, имеющихся в моей картотеке, не владеет ни ОС, ни техникой чарья. Но зато среди них есть носители санкции, а стало быть ретрансляторы силы. Есть те, с которых снята санкция (поскольку все чумакующие, имеющие дело с могами, связаны заветной санкцией) - нарушившие завет, сотворившие мерзость пред могом, - они изо всех сил пытаются вспомнить "как это было", тщатся имитировать прежнее везение, ну и, конечно, худо-бедно работают, поскольку всякий, назвавшийся экстрасенсом, уж как-нибудь заработает на хлеб с маслом. Беззаветная санкция - это результат неспровоцированного выбора, высшее проявление свободы воли, можно сказать, объективный показатель достигнутой высоты. Как редкий по щедрости дар для избранника и как уникальный тип отношений, украшающий скудость бытия, беззаветная санкция ценна сама по себе. Кое-кто из могов настаивает на преимуществах именно беззаветной санкции, чуть ли не сводя к ней всю практику санкционирования. Но таких случаев немного. Труднообъяснимый, но совершенно объективный закон практики порождает (лучше даже сказать имманентно порождает) переход к заветной санкции, к заключению завета. Беззаветность чаще всего оказывается стадией предварительной или подготовительной, хотя уже и на ней немог порой становится свидетелем "явлений". Ну, а уж заключение завета сопровождается явлением в обязательном порядке. Фактура явлений весьма разнообразна - зримая манифестация мога и его силы зависит от цели, от условий завета, от вычисленных точек уязвимости в воображении немога-избранника и, не в последнюю очередь, от стиля или способа присутствия практикующего мога. Среди явлений есть очень сложные патентованные феномены - такие как "хождение по радуге" - изобретение Графа, освоенное далеко не всеми, или знаменитый "полуночный голос", коронка Рама. Очень впечатляющи эффекты с зеркалами, достигаемые сложной конфигурацией чарья и особой техникой миражирования. Сергей С., которого Васиштха вез целый месяц, впервые увидел олицетворение своего везения именно в зеркале. До эитого Васиштха давал только знамения, натягивая поплавки - раздел практики, в общем-то, вполне объяснимый. Диагностируется, считывается из глубокого СП структура желаний осененного немога - чего ему хочется "здесь и сейчас". Тепла, денег, друга, собеседника... Диагностировав предмет желания (а в случае крайней расплывчатости, например, когда "хочется счастья", и сформулировав за невразумительного желателя некий похожий предмет), мог отпускает поводок и переходит на дальнее сопровождение, предварительно закидывая в поле сознания немога горсть поплавков. Затем, на некотором расстоянии мог организует предмет желания или его заменитель и натягивает поплавки. В таких случаях немог (не знающий о санкции и не заключивший завета) обычно говорит: я чувствую, что меня влечет какая-то сила... внутренний голос подсказывает... Вывозя носителя санкции на предмет желания, моги обычно посылают знамения - или внутренние, вроде подергивания мизинца на правой руке, или внешние - всякое разное. Правда, без сопровождения на одних только сверхдальних поплавках возможность знамений крайне ограничена. Так вот - Сергей С. То, что ему почти всегда хотелось женщину, можно было понять и без всякого сканирования. Васиштхе ничего не стоило бы дать на абстрактное желание абстрактный предмет - организовать цахес-эффект для какой-нибудь из встречных или попутных подходящих дам, подсунув ей Серегу, да время от времени подпитывать заморочку на сопровождении, пока обратный ход сам по себе не начнет вызывать затруднения. Человеческое Я устроено так, что принимает под свою крышу все случившиеся с ним желания и, какое-то время, готово нести за них ответственность - в противном случае "управляемость немогом" упала бы на порядок, и могам, соответственно, не было бы такого раздолья. Однако диагностика из СП, проводимая Васиштхой, давала ему возможность выпытать контуры предмета желания с куда большей точностью - Серега получал именно то, что хотел, - почему впоследствии так легко поверил в мога-покровителя и принял завет. По натянутым нитям Сергей шел туда, где для него было организовано вожделенное шоу, шел через Тучков мост, в скверик к "Юбилейному" и находил именно то, что искал и что было диагностировано Васиштхой. На скамеечке в скверике сидела девушка, погруженная в гипнотический сон, сидела в более чем непринужденной позе, и ветерок колыхал ее платье, и сердце Сереги билось в резонанс наслаждению, пока он "небрежно" прохаживался туда-сюда. Сергей, прирожденный вуайерист, следопыт и наблюдатель, был способен к необыкновенно длинному сексовизуальному приходу. Потом, когда он окончательно поверил в свою звезду, а точнее говоря, научился распознавать знамения, надобность в квази-случайном прохаживании отпала. Еще бы - Васиштха надежно прикрывал территорию выносным супер-экраном, а затем еще и замкнутой кольцевой заморочкой. Носитель санкции просто садился рядом или напротив и наслаждался очереным подарком судьбы, думая, что лучше Питера нет города в мире. Вероятно, Васиштха все-таки не мог считывать все детали конфигураций в богатой, изощренной фантазии Сергея С., возможно, что инсценировка иных шоу-предпочтений была технически слишком сложна, но и предлагаемое поражало разнообразием, так сказать, прихотливостью и уж нисколько не было похоже на абстрактный предмет. Разноцветные трусики чередовались с отсутствием таковых вообще, варьировал возраст, позы и даже количественный состав задействованных в шоу, не говоря уже о том, что Васиштха лишь несколько раз, поначалу, прибегнул к статике примитивного гипноза, щадя робость и предшествующую практику наблюдений своего избранника. Впоследствии, фантазия Сергея вводила в шоу даже элементы активного сопротивления. Симпатичная женщина, в расстегнутой и приспущенной юбке, буквально извивалась в замысловатой "дырявой" заморочке Васиштхи: - Что уставился, скотина, - с рыданиями в голосе кричала она Сергею, - может, у меня просто чешется. Но Серега, надо отдать ему должное, совершенно не склонный к насилию, был на высоте: - Не бойтесь меня, ну что же вы. Ведь вид возбужденной женщины прекрасен... Уверяю, вас никто не видит, кроме меня. А я художник потаенной красоты... Я смотрю на вас и хочу вас от имени всех мужчин... Не бойтесь, снимите юбку, она вам только мешает... Ну и так тоже можно - край юбки поднять повыше... и прикусить зубками - ну отлично. Несравненная... Просто секс-бомба... Ну, мисс Вселенная... Умело вешая лапшу, Серега иногда добивался действительного экстаза, перехватывая отчасти управление заморочкой. Это, конечно, доставляло дополнительные трудности Васиштхе, но и было предметом его гордости. - Ну как тебе мой козленочек? - спрашивал он с нежностью. Я отвечал единственно возможным в этом случае образом: "Да, удивительно резвый агнец, так и купается в благодати..." Только Васиштха, Джер и Рам брали меня на практику везения - остальные лишь изредка допускали - или не допускали вообще. А явление мога Сергею состоялось, как уже было сказано, в зеркале. По-видимому, Сергей воспринял все правильно, ибо в тот же день был заключен завет, вручены культовые предметы, и таким образом беззаветная санкция перешла в заветную. Насколько мне известно, содержание завета никогда не бывает слишком обременительным для немога. Как правило, в "контракт" входит только одна заповедь и ряд ограничений, а также способы связи и процедуры благодарения, так называемый фимиам. Видимо, история всей практики санкционирования и везения убедила могов, что исполнение даже одной единственной заповеди представляет колоссальные трудности для немогов, введение же таких жестких ограничений, как "не лги" или "не пожелай жены ближнего своего", неизменно оказывается пустым сотрясением воздуха, равносильным запрету "не дыши". Все санкции, где содержались подобные пункты, были почти сразу же сняты из-за грубейших нарушений завета избранником. Единственная универсальная заповедь, входящая во все заветы (ибо без нее заветная санкция теряет всякий смысл для мога), предельно проста: "не ищи себе иного покровителя". Она может формулироваться и вводиться по-разному, но суть одна: не сотвори себе кумира. Всякая попытка со стороны избранника, носителя санкции, "подстраховаться" - заручиться поддержкой иных "высших" сил, в т.ч. институтов любой из традиционных конфессий, карается, как правило, немедленным снятием санкции. Поразительно, но часто бывает так, что прежнее полное равнодушие к религии сменяется у немога после получения санкции и заключения завета странной вспышкой интереса к "горнему" вообще; возникают вдруг поползновения "покадить Иегове" - наведаться в церковь, носить крестик, образок. А потом - запоздалые стенания, страшные клятвы в попытках вновь вернуть снятую санкцию - словом, немог есть немог, ecce homo. Я видел всего четыре явления, из них два закончились заключением завета, а двое избранников "усомнились", несмотря на предъявленные знаки могущества. Рам явился своему объекту, которого предварительно вез около месяца, белой ночью на набережной у Горного института. Явление было хорошо обставлено предшествующими микроявлениями (знамениями). Немог был помещен в связку обширной и очень сложной заморочки (Рам работал изо всех сил), начиная с какого-то момента сгущения чар все прохожие вдруг стали здороваться с ним, называя по имени-отчеству и произнося какой-нибудь комплимент ("Рад видеть вас, Юрий Васильевич...") Затем Рам, набрав ПСС или даже СС по методике Гелика, вышел из сопровождения, приблизился к стоявшему у Невы немогу и очень красивым, каким-то плавным прыжком поднялся на двухметровую афишную тумбу, стоявшую тогда у здания Горного института. - Подойди, - сказал Рам негромко, но Юрию Васильевичу его голос показался, вероятно, раскатом грома, - он даже на секунду приложил ладони к ушам. И приблизился. Рам вывел его из заморочки, стряхнул чары, поскольку завет может заключаться только в состоянии свободы воли, а иначе он ничего не стоит. И сказал: - Ты чист душой и незлобив. Я дам тебе силу, и будешь ею силен. - В-вы кто, извините? - Я мог и пребываю с тобой уже некоторое время. Мое имя Рам. Последовала пауза, видимо, немог вспоминал и осмыслял происходившее с ним за последний месяц и прикидывал варианты. - Почему я? - спросил он наконец. - Ты мне подходишь, и я возвышу тебя, - сказал Рам. - Вот мои условия: нельзя служить двум богам. Только ко мне ты должен обращаться и взывать. Не стриги ноготь на мизинце левой руки. Не ешь свеклу. Не носи ничего зеленого в одежде своей, ибо все это мне противно. - Хорошо, - ответил немог, почти не раздумывая. - Услышанное запомни хорошенько, это завет, - продолжал Рам. И вручил предметы культа, необходимые для контакта, - какую-то сплетенную из тонкой проволоки овальную рамочку и табличку с формулой взывания-заклинания, что-то вроде: "волей мога, волей Рама, точной верностью завету". Рамочку следовало держать двумя пальцами левой руки - большим и мизинцем - и произносить словесную формулу... Чтобы в трудную минуту обрести помощь мога-покровителя... Ну, а появится желание поблагодарить, всегда можно взять в руки овальный предметик и произнести раз-другой имя мога... Насколько мне известно, многие моги вручали в дополнение ко всему ароматические палочки, которые следовало возжигать - если захочется поблагодарить. Каким образом вручаемые предметы могли способствовать контакту между носителем санкции и покровителем, мне не совсем ясно. Возможно, они имели чисто ритуальный смысл, а мог следил за состоянием объекта-избранника благодаря горсти заброшенных поплавков и СП-диагностике. Тем более, что личный контакт, даже между немогом-избранником и могом, - вещь очень редкая. Ни в одной из практик, за исключением практики санкции, мог не называет себя немогу и вообще ничего не объясняет, разве что наставляет кого-нибудь нравоучительной попаданой. Но даже и в случае санкции непосредственное явление мога - "лицом к лицу" - выглядит скорее исключением, чем правилом. "Негоже немогу видеть мога живого", как выразился Бет. Полагаю, что основная причина тут кроется в психологии немогов. Все, что увидено "живьем", воочию, в особенности неоднократно, теряет часть своей ауры для человека. Нужный эффект улетучивается, даже если сила, даваемая санкцией, реальна и ощутима. Быть может, знаменитый Фома, требовавший возможности вложить свои персты в раны христовы для надежного уверования, не получил желаемого подтверждения еще и потому, что вложение перстов привело бы, конечно, к "убедительности", но не привело бы к вере. Насколько мне известно, опыт практики санкций полностью это подтверждает. Активное личное соучастие неизменно уменьшало поступление фимиама (производство благодарственных ритуалов и жестов) и нисколько не способствовало сохранению завета. Именно поэтому постепенно стали преобладать косвенные явления: показы знамений и себя через знамения. Интенсивная ката подготавливает пощадку для знамения. Трещат и ломаются ветви деревьев, дребезжат стекла; иногда находящийся в катапраксии мог осуществляет часть сброса (очень незначительную) в полость сердца избранника, вызывая аритмию сердечной мышцы, непосредственно производя тем самым подобающее ситуации волнение. Если у избранника нет под рукой культового предмета, катапраксия может затянуться, принять более "грозный" характер и, наконец, заканчивается собственно знамением, например, завихрением столбика пыли, котрый на какое-то время зависает в воздухе, приближается к немогу и рассыпается у его ног. Предварительно из глубокого СП мог считывает желание подопечного и теперь доводит до сведения избранника свою волю, придвигая в вихревом столбике записочку ("письмена"), направляя посланца с изъявлением воли мога - тут чаще всего используется стажер, но бывает, что зачаровывается и подсылается первый попавшийся немог, являющийся, в таком случае, "ходячими устами мога живого", - и т.д. Практика санкций вообще и, особенно, явлений, овеяна духом театрализации, вероятно, моги реализуют таким образом какую-то экзистенциальную нехватку, поскольку вкус к жизни могам не только не чужд, но и решительно отличает их от всяких проявлений доморощенного аскетизма (хотя данный параметр различается по могуществам - например, в одесском могуществе диапазон культивируемых витальных состояний куда уже, чем в сосновополянском или василеостровском). Инсценировки явлений ближе к искусству, чем аспекты других практик. Постановка знамений именно потому и приняла свой нынешний экспрессионистский вид, что этим решается двойная задача: мог восполняет себе нехватку приключенческого, зрелищного начала бытия, и одновременно осуществляется точная адаптация к психологии немогов (максимизация эффекта). Красивы явления Гелика: он поджигает куст или траву, используя "дальнобойный пирокинез" (весьма сложная практика, достигаемая катой из ОС), и так является немогу в знамении сухой горящей растительности, окутанной дымом. Поскольку состояние неможества характеризуется тем, что очевидности (оче-видности) предпочитается до-казательство, т.е. нечто, предъявляемое по частям, и соответственно лицезрению предпочитается умозрение, практика санкции обычно оставляет зазор для толкования. Может показаться странным состав завета. За исключением требования о несотворении кумира, объясняемого вполне понятной ревностью дающего санкцию, все остальные условия контракта касаются сугубых мелочей, наподобие "не носить зеленого в одежде". Но и в данном случае некий архетип заветной санкции выкристаллизовался из опыта практики. Во-первых, требования, акцентированные произвольно, снабжены надлежащей мерой абсурда. Они несут на себе личную печать, завиток воли мога, дающего санкцию. Исполнение полюбившейся могу мелодии жестов и ритуалов является своего рода пересозданием мира по прихоти, вписыванием в картину бытия какого-то персонального "да будет так". То есть здесь происходит чистая манифестация именно собственной воли, а не какой-то "высшей воли", которую предстоит познать и принять как задачу. Стало быть, дающий санкцию ставит свою неповторимую монограмму на глине - при этом, конечно же, мир, о котором было сказано "хорошо весьма", низводится до уровня полуфабриката, сырья, т.е. глины. Ясно, что для чистоты желания, как оно проявляется в Основном состоянии, не может быть более сильного мотива, чем запечатлеть уникальность своего присутствия и тиражировать его вдоль по измерениям Вселенной. Отсюда все экзотические выборки или выдирки из набора равновозможных человеческих установлений типа "не есть свинины", "осенять себя перстом" и т.п. И можно представить себе, как резонирует душа мога-покровителя, когда носитель санкции распространяет выборку среди своих присных. Проповедничество и миссионерство напрямую не указывается в завете, но получивший санкцию и уже знающий о покровительствующей силе склонен и сам воспользоваться частью моральных процентов, вербуя себе адептов. Так личная монограмма мога, отпечатанная на нем, расходится концентрическими кругами и возвращается к могу как незримая, но очень важная составляющая фимиама. Завиток воли, размножающий себя в орнаменте прилегающих будней. У меня есть давняя задумка, очень дорогая для меня и утвержденная внутренним решением воли. Друзья и знакомые, с которыми я делился "завитком", посмеивались или пожимали плечами. Однажды я изложил, по какому-то наитию, суть дела Раму: - Если я однажды разбогатею - ну, скажем, получу нобелевскую, я обязательно создам фонд Бу-поощрения. - Чего? - Ну, знаешь, у шведов и, кажется, у датчан есть имя Бу, кстати, довольно распространенное. Вспомни такие специфические сочетания - Бу Ларссон, Бу Карлссон... - Угу. - Так вот. Я желаю видеть сочетание этого имени с русскими фамилиями. Я хочу, чтобы появился Бу Петров, Бу Иванов, Бу Сидоров - и так далее, и чем больше, тем лучше. Для этого мне и понадобится солидный фонд поощрения. Фонд будет предусматривать выплату специальных премий всем гражданам, имеющим фамилии, оканчивающиеся на "ов", "ев", "ин", которые при этом являются обладателями имени Бу. Я рассчитываю, что немало родителей захотят таким образом обеспечить будущее своим деткам. Понятно, что на всех не хватит, получат первые, - но импульс сработает - а дальше уже можно рассчитывать на простое воспроизводство... Проект Раму понравился: "Одобряю, круто берешь". При этом Рам нисколько не удивился - я думаю, потому, что траектория воли мога часто пересекает подобные перекрестки. Однако странный состав завета объясняется не только пригодностью иррациональной выборки для воплощения причудливого завитка воли. Дело в том, что даже самые непритязательные запреты, если они оформлены в виде обязательства, становятся для немогов тяжелы. Я припоминаю несколько случаев, когда немог утрачивал санкцию из-за сущего пустяка, вроде появления "зеленого" в одежде. Вообще практика санкций может с успехом выполнять роль экспериментального человековедения. Любопытно (и поучительно) наблюдать, как культурные и культовые установления, имеющие многовековую историю, вновь возникают, будто впервые, в отношениях между носителем санкции и могом-покровителем. Постепенно, как бы сама собой вырабатывается детальная практика культа - избранник, демонстрируя силу, привлекает новых адептов - или, что бывает реже, глубоко утаивает источник силы даже от самых близких. Что касается могов, заключивших завет, то, вероятно, первый вариант для них предпочтительнее, но есть любители и второго; Лагута даже включал в завет условие сохранить откровение в тайне. Тем более, что искушения для немога возникают в обоих случаях. Извлечение личной выгоды, разного рода моральных процентов на дарованную благодать, разумеется, не может пресекаться покровителем, поскольку везение, удача, вообще успех в любой избранной деятельности как раз и является практическим следствием избранничества, он непосредственно вытекает из дарования санкции. Какая-либо реакция на моральный кодекс своего избранника абсолютно нехарактерна для мога. Действительно опасным искушением в этом случае является гордыня: слишком велик соблазн заявить: "Я и отец мой небесный едино суть". Немог, пользующийся силой, привыкает к почти даровому источнику; ему начинает казаться, что можно обойтись своими силами и вот, в неуемной гордыне, немог нарушает завет - и, естественно, лишается санкции. Другое искушение, или грех, ведущий к утрате милости, чаще сопутствует тайному культу. Удивительно, как легко внедряется в психику немога комплекс "золотой рыбки" - синдром непрерывного возрастания хотений. А мог не в состоянии везти подопечного непрерывно - случаются паузы, порой длинные. Словом, немог начинает роптать на того, с кем заключил завет. А если немог возроптал, то это уже достаточное условие для снятия санкции. По логике вещей, было бы естественно считать снятие санкции необратимым - по большей части так оно и есть. Но мне известны и случаи прощения, свидетельствующие - как это еще назвать - о простой человеческой слабости мога... Избранник Фаня, успешно чумаковавший и даже удостоившийся внимания прессы, впал в гордыню и утратил санкцию. Бедолага ужасно переживал, но не смирился: чуть ли не каждый день он ходил на места явлений, возжигал ароматные палочки и по сто раз повторял одно и то же шизофреническое заклинание: "Нет бога, кроме мога, я пророк твой, Фань, Фань!" - и добился своего! Фань простил нечестивца и вернул ему благодать, возобновив заветную санкцию. БЕЛЫЙ ТАНЕЦ Кому принадлежит термин - неизвестно; сама же идея принадлежит Гелику. На последнем, IV-м конгрессе могов, специально созванном для этой цели, Белый Танец был признан "официальной эсхатологией" могуществ - с этого момента все могущества так или иначе работают над идеей Белого Танца. Быть может, выход в свет данных записок совпадет с генеральной репетицией Белого Танца. Поскольку Белый Танец является разовым действом, понятно, что воочию видеть его я не мог (в отличие от других фрагментов практики). Однако суть его достаточно проста; технически, Белый Танец слагается, как из кубиков, из других элементов практики могов. "Ядром" Белого Танца выступает Большая Ката - если растянуть ее во времени и задействовать совокупные силы всех могуществ: "построить и запустить ускоритель" (Гелик). Свидетелем (и, в сущности, даже участником) Большой Каты мне приходилось быть; это, бесспорно, производит впечатление. Действие имело место год назад и проводилось под Зеленогорском, близ поселка Рощино. Устраивалась большая ката совместно Василеостровским и Сосновополянским могуществами, "дирижировал" сам Гелик. В результате "половецких плясок" было переломано множество деревьев, окружавших лесную поляну, на три градуса понизилась локальная температура (что я и зарегистрировал вместе с опекавшим меня Зильбером), поднялся ветер и, наконец, пошел дождь. То есть была произведена небольшая природная катастрофа местного значения. Иными словами, моги применили, причем в высшей степени эффектно и эффективно, древнюю позабытую технологию вызывания дождя (помнится, Мангул предлагал одеться во что-нибудь этнографическое для пущего кайфа, но Гелик предложение отклонил). Следующая Большая Ката, с привлечением еще двух могуществ, прошла совсем недавно, в Воронежской области. Прошла без моего участия - из-за несовершенства ТБ, как заявил Рам. В Воронеж притащили куда больше разных приборов, целую походную лабораторию. В том числе и сейсмограф, который показал отклонение на несколько баллов по шкале Рихтера. Т.е. моги станцевали-таки землетрясение, о чем мечтал Гелик, как я помню, еще пару лет назад. Большая ката является моделью Белого Танца приметно в том же смысле, в каком лабораторно-компьютерные испытания служат моделью настоящего ядерного взрыва. Задача модели - в "домашних" условиях дать представление о том, чего она модель. Основные элементарные составляющие уже описаны вкратце в этих записках - ката, СП, объединение индивидуальных практик в единый ускоритель-усилитель, примерно как в игре в выбивалочку, но, разумеется, совершенно в иных масштабах. Машина, которая получается в результате сборки и последующей регулировки отдельных узлов и систем, не только в принципе работоспособна, но и прекрасно работает, производя конечную продукцию, а именно - катаклизмы. Понятно, что здесь, так же как и в случае других машин, внешний вид устройства - пританцовывающие в едином ритме фигуры, ничего не говорит о производимом на машине изделии - ведь и машина, изготовляющая зефир в шоколаде, вовсе не должна быть сладкой... В таком, квази-механическом смысле, супер-ускоритель есть тело Белого Танца. Или, если угодно, устланная перламутром раковина, в которой вызревает жемчужина Катастрофы. Белый Танец, как и индивидуальная ката, исчисляет линии скрытого напряжения мира и наносит по ним удар. Высвобождаемые, реактивные выбросы энергии отводятся к возникающим (тоже высвобождаемым, но, как правило, в другом месте) "слабинкам", что позволяет делать разгон, т.е. выстраивать разрушения по нарастающей, инициировать собственно катастрофу, катаклизм как таковой. Как я понимаю, с расширением контура катастрофы число слабинок стремительно нарастает - при том что интервал переброса высвобождаемой энергии разрушения очень мал, и одному могу не по силам осуществить "скоросшивание" фрагментарных разрушений в единство Апокалипсиса; это не под силу даже отдельно взятому могуществу. Танцевать Белый Танец должны все моги вместе взятые, только тогда блеск жемчужины может затмить сияние мира и погрузить его во тьму. За пределами машинных аналогий, Белый Танец воспринимается как апофеоз уничтожения - даже для постороннего наблюдателя. Возникает почти неодолимая тяга, некий объективный drive, и все устремления сходятся в водовороте "еще". Понятие экстаза приобретает здесь вполне буквальный смысл, ибо ex-stasis, выхождение за пределы "стазиса", состояния уравновешенности является необходимым рабочим моментом. У танцующего "захватывает дух"; расшифровывая это выражение, мы получаем точное описание происходящего: дух захватывает себе окружающее пространство, динамизирует его как автономная движущая сила, для чего приходится частично покидать собственное тело, - стационарного носителя. Это и есть ex-stasis в строгом смысле слова, захватывающий, ритмичный вихрь разрушения. Теперь можно вспомнить общее индоевропейское предчувствие, эксплицитно выраженное в ведической мифологии. Имеется в виду последний акт Бытия, смертоносный разрушительный танец Шивы. Вспомним это удивительное прозрение, где так точно расписаны роли каждого из соучастников триединства. Создатель мира Брахма был прорабом богов, работавших в поте лица: мир создавался непрерывным трудом, пахтанием Первичного Океаноса. Но мир создающийся и мир созданный абсолютно различаются между собой и потому не могут иметь одного и того же гаранта - функцию сохранения мира исполняет Вишну, и ему тоже требуется перманентное усилие, требуется непрерывность присутствия для того, чтобы все существующее продолжало быть. Мне не совсем ясна природа этого гарантирования, природа, так сказать, "санкции Вишну". Возможно, что она парадоксальным образом напоминает известные строки Паши Белобрысова: Не щадя своих усилий, Отдыхает кот Василий. Дни и ночи напролет На диване дремлет кот... Но во всяком случае очевидно, что покоить мир ничуть не легче, чем его создавать. Если "щадить усилия", ничего не выйдет. И, наконец, гибель всего созданного - функция, за которую ответственен Шива. Мне всегда казалась красивой идея о том, что Вселенная, создаваемая трудом, должна быть разрушаема в танце - но лишь после знакомства с Большой Катой, так сказать, с аурой Белого Танца, я увидел, насколько эта идея истинна. Внутренняя достоверность Шивы, танцующего на развалинах мира и производящего танцем сами развалины, не может вызвать сомнения у приобщенных к Белому Танцу. Ведь даже экстаз шамана, вызывающего дождь, и боевые пляски воинов раннего неолита, производящие ярость, обладают притягательностью, затягивают как воронка. Есть вещи, порождаемые усилием возникновения, и те, что порождаются усилием сохранения, есть, наконец, и специфическая продукция машины катастроф. Я даже склонен высказать следующее предположение: как только дух набирает должную мощь, достигает определенной концентрации, в нем со все большей явственностью прослушиваются позывные разрушения. Раньше я думал: отчего это замысел всеобщего уничтожения с такой настоятельностью приписывается злому колдуну? В чем тут сумма его выигрыша, кто же будет выплачивать ему "гаввах", дань страха и восхищения? Чем он сам будет подпитываться, если вымрут потенциальные источники корма? Как поется в песенке из популярного мультфильма: Ах, как я зол, как я зол - что бы такого сделать плохого... Но, по мере общения с могами, до меня дошло, что хотя в сказке и содержится ошибка, но еще больше ошибаются извлекатели наивных психологических мотивировок. Ошибка сказок состоит в неправильном (или неточно воспринятом) применении эпитета. Этическая шкала для "колдовства" нехарактерна и принципиально вторична; направленность же интенции определяется просто достигнутым рангом могущества, притом совершенно объективно. В этом смысле нет и не может быть добрых и злых колдунов (разве что в переносном значении, как мы говорим, например, о "хорошем" и "плохом" ветре). Речь может идти лишь об определенной концентрации достигнутого могущества. И, если это могущество достаточно велико, то не заставят себя ждать и соответствующие последствия: производство заморочек, длинные вхождения в ПСС и в СС, различные формы заключения заветов, на скрижалях или без таковых, короче говоря - раздача санкций и т.д. И чем дальше будут продвигаться могущества в обретении мощи, тем слышнее им станет музыка гибели, под которую они и станцуют Белый Танец. Поначалу только один Гелик говорил об этом, остальные моги, даже из Василеостровского могущества, относились к его речам с некоторым недоумением, но по мере совершенствования практик и обживания состояний были приняты и совместная катапраксия, и Большая Ката. Моги и целые могущества одно за другим втягивались в неизбежную эсхатологию, свыкаясь с идеей предстоящего рукотворного Апокалипсиса. Фраза, которую Васиштха назвал самым точным философским утверждением, звучит так: "Человек не стремится к гибели, это мир стремится к гибели через человека". И для того, чтобы распознать и вразумительно выразить это стремление, не нужно даже быть могом. В последнее время уже Гелик был сдерживающим фактором, отстаивая необходимость кропотливой технической подготовки. Главная трудность, насколько я понимаю, вовсе не в обнаружении "узких мест" прилегающего Космоса и не в нанесении по ним ударов путем отвода освобожденной энергии разрушения - ограничителем пока служит совсем другой параметр. Гелик называет его "проблемой площадки" и говорит, что по сути своей она более всего напоминает фундаментальную трудность Архимеда. Дайте мне точку опоры, и я переверну Землю... Речь идет о технике безопасности в самом предельном смысле, т.е. о поддержании "на плаву" плацдарма до тех пор, пока синтезируемая Катастрофа не достигнет некой "точки Омега", пока не наберет "как минимум" планетарный масштаб. Традиционным способом, т.е. путем наращивания линейной силы удара, добиться этого невозможно. Задолго до достижения точки Омега будет уничтожен сам центр уничтожения, и дело даже не в том, что мы погибнем от неумения справиться с грозной стихией развязанных сил чарья. Даже бешеные волны возвратки можно замкнуть в кольцо и поставить нескольких "сторожей". Но сама площадка под влиянием нарастающих разрушений неизбежно превращается в подобие жерла вулкана - синтезируя катаклизм, приходится рубить сук. Точка опоры проваливается, ее не на что опереть. Похоже, мир надежнее всего защищен отсутствием абсолютных точек, на которых мог бы расположиться агент разрушения. Все трансцендентные позиции либо уже заняты Демиургом, либо надежно изолированы непробиваемым экраном. Но похоже, что Гелику удалось обойти эту фундаментальную трудность, удалось разработать уникальную, единственно возможную хореографию Белого Танца. Чтобы понять, в чем суть проекта, придется обратиться к далеко отстоящему виду практики могов - к методике направленного погружения в сон. Вспомним, каким образом мог отправляет в сновидения нужную ему мысль, образ или состояние. Он последовательно удаляет из поля сознания все лишнее, производит чистку, оставляя только предмет будущего сновидения. Но при этом мог "ставит распорку" - т.е. подвешивает какой-нибудь trouble, источник беспокойства - иначе спонтанное погружение в сон произойдет задолго до завершения полной "чистки". И уже последним движением он выбивает распорку, мгновенно засыпая. Хореография Белого Танца, придуманная Геликом, основана на принципе, отчасти сходном с приемом установления распорки. Вот Машина Апокалипсиса запущена, моги начинают свой Белый Танец. Динамический танцующий ускоритель сразу же разбивается на две, тесно взаимосвязанные, но принципиально различные подсистемы. Сначала почти все танцующие работают в режиме Подсистемы-I, отслеживая линии потенциального разлома, воздействуя на них и переадресовывая возвратку в очередную Ахиллесову пяту бытия. Ускоритель набирает разгон, танец красив в эти минуты, отличаясь синхронизацией и единством ритма. Но возвратка нарастает как снежный ком, ее направленный сброс легко сшибает автомобили, способен выкорчевывать деревья и разрушать дома. Одновременно обнаруживаются и возникают все новые пустоты, "слабинка" распространяется в двух направлениях: "дальше" и, одновременно, во внутренние слои. Тогда из ускорителя вычленяется Подсистема-II, предназначенная для решения "проблемы площадки". Сначала один танцующий, затем второй, третий "встают в распорку". Они принимают на временное хранение вновь возникающие "струнки" - в основном, потенциальные разломы во внутренних слоях. Они как бы становятся зажимами в цепной реакции "разъезжания по швам", приостанавливая распространение аннигиляции вовнутрь. Соответственно, Подсистема-I, занимающаяся разгоном, часть струнок-швов переправляет в Подсистему-II (где на них надевается "зажим"), выискивая для сшибания как можно более дальние точки-слабинки, работая на максимизацию масштаба итоговой катастрофы. На этом этапе "чистая ката" без распорки, без защитной Подсистемы-II была бы уже невозможна, запредельная энергия разрушения просто смела бы центр. Как я теперь понимаю, Большая Ката, на которой я присутствовал в Рощино, прежде всего имела целью научиться держать площадку, и похоже, что я выступил в роли "контрольного датчика". По мере развертывания Белого Танца число охранников площадки нарастает, ибо держать распорку, куда добавляются почти непрерывно очередные гирьки и разновесы, становится все труднее. Танец могов, использующих Подсистему-II, представляет собой балансирование тяжелейшим экраном. Он, конечно, не слишком эстетичен. В какой-то момент становится ясно, что танец необратим, т.е. танцующие уже не могут бросить свое дело и удалиться, - момент, когда можно было уйти живыми, упущен. Хранители площадки теперь больше всего напоминают Атлантов (как в известной песенке: "один из них качнется, и небо упадет"). Упавшая распорка придавит их первыми, невзирая на все могущество, ибо к этому моменту на ускорителе уже готова катастрофа планетарного масштаба. Фактически, зона защиты простирается над Петербургом и его окрестностями, что касается остального мира, то там создается "сверх-заморочка", т.е. происходит непрерывное нарастание странностей, характер которых не поддается точному (и даже приблизительному) расчету. Крепления уже расшатаны, и всеобщий обвал сдерживается лишь потому, что смещенный центр тяжести, пуп земли, все больше облокачивается на "головы Атлантов". К этому времени единственный, специально оставленный в Питере мог (по либретто - Рам) оповещает избранников, с которыми заключен завет, и ведет обладателей санкции на Дворцовую площадь. Здесь они должны танцевать какой-то свой вариант танца, повторять заключенные с ними заветы и декламировать имена своих могов. Ученики, стажеры и сам Рам охраняют "сцену" от возможного вмешательства (впрочем, времени отпущено не слишком много, и серьезное вмешательство маловероятно). Далее музыка гибели вступает в последние такты. Ускоритель почти полностью перешел на режим работы Подсистемы-II. Только Гелик исполняет свою индивидуальную хореографию, заканчивая плетение кокона Катастрофы. Словно бабочка Лао-цзы летает он в запредельном СС и наконец великолепным па завершает роль спускового крючка Апокалипсиса: последним движением ухватив на лету сверхнормативный груз, он выбивает распорку. |