6.1. Лакан и постмодернисты
В этой главе я попытаюсь изложить
основные принципы структурного психоанализа Ж.Лакана. Точнее, свое понимание
лакановской теории и возможностей ее приложения в терапевтической работе.
В полной мере осознавая собственные ограничения, я все же хочу привлечь
внимание отечественных психотерапевтов к парадигме, существенно отличающейся
от классической. Предлагаемые Лаканом и его школой методы сокращают время,
необходимое для анализа, и позволяют получить необычные результаты. Конечно,
пересказ лакановской теории будет несколько упрощенным, но другого способа
излагать по-настоящему сложные идеи пока что не придумали.
Так уж повелось, что немногие российские специалисты по структурному психоанализу
(прежде всего Н.С.Автономова) неоднократно подчеркивали недоступность
лакановского подхода - высокую сложность теории, невозможность полноценного
знакомства с практическими приложениями, языковые трудности и т.п. Однако
в последние годы ситуация изменилась: появились квалифицированные переводы
трудов Лакана [33-36], Россия получила представительство в Ассоциации
Фонда Фрейдовского Поля (профессиональное сообщество структурных психоаналитиков),
да и психологическая культура обрела необходимую степень готовности воспринять
теорию и практику лакановской школы. Немалую роль в этих процессах сыграло
и знакомство наших ученых с достижениями современного постструктурализма
и постмодернизма. Идеи Лакана трудно понять, не зная работ Р.Барта, Ж.Бодрийяра,
Ж.Делеза, Ж.Дерриды, П.Клоссовски, Ю.Кристевой, Ж.-Ф.Лиотара, Ж.-Л.Нанси,
М.Фуко и других известных мыслителей последней четверти XX века. Я намеренно
перечисляю исключительно французские имена, потому что структурный психоанализ
- это, помимо всего прочего, очень французская психоаналитическая школа.
Французская философская мысль, вероятно, составляет главное "открытие"
расширяющегося пространства постсоветского гуманитарного знания. К сожалению,
отечественные психологи (в отличие от философов, литературоведов, лингвистов,
социологов) оказались в стороне от этого мощного направления. Кроме того,
как замечает И.М.Чубаров, пониманию структуралистских и постмодернистских
идей очень мешает столь свойственное нашей ментальности стремление критиковать,
"разоблачать" чужие тексты, особенно необычные или трудные для
восприятия: "Действительно, наша ситуация такова, что не способствует
никакой передаче кодов, смыслов западной европейской мысли, тем более
делезовской. Она всячески препятствует такого рода передаче, диалогу.
У нас нет того, что в последней делезовской книге (совместно с Гваттари)
описано как ситуация общения друзей. В случае обмена мнениями у нас преобладают
интонации разоблачения, приговора, даже уничтожения оппонента. У нас нет
основы, позволившей бы общаться на уровне какого-то реального соперничества,
то есть на уровне экспериментов мысли. А именно это помогло бы нам не
только понять Делеза, но и принять его дискурс в нашу ситуацию, в нашу
культуру, хоть как-то соотнести с другими работающими здесь способами
мысли и письма". Тем не менее, отсутствие у большинства отечественных
психологов интереса к структурному психоанализу для меня остается трудно
объяснимым. Ведь это "выносит" психологическую теорию и практику
"за скобки" европейской традиции познания. К.Апель [102] показал,
что в истории западной философии можно выделить три периода: онтологический,
эпистемологический и лингвистический. По Апелю, онтологический период
в философии простирается от Платона до Декарта и связан с интересом к
пониманию объектов самих по себе и отсутствием такового к познающему субъекту.
Следующий период в философии - эпистемологический - длится от Декарта
до Канта. В течение него центральный интерес философии переместился с
существования объектов к познающему субъекту или Эго. В философском дискурсе
преобладают вопросы сознания и его интенциональности, психологические
теории представлены работами У.Джеймса, В.Вундта, гештальт-психологов.
В начале двадцатого века фокус
философии сдвинулся на проблему языка, произошел так называемый "лингвистический
поворот", признавший язык первичной сферой философского анализа.
На данном этапе знания саами по себе становятся объектом, влияние которого
необходимо учитывать. Именно в течение этого периода усилиями Л.Витгенштейна
и других представителей лингвистической философии возникают предпосылки
для развития структурализма, "вершинной точкой" которого в психологии
и стал психоанализ Лакана.
Благодаря лакановским идеям стало очевидно, что взаимодействия между объектами,
субъектами и языком существенны* не только для психоанализа и философии,
но и для всех людей в их повседневной обыденной жизни. Психоаналитики
заимствуют эти философские предоставления и пытаются проработать их в
аналитической теории и практике. Мой собственный опыт в данной области
ограничен анализом дискурса и превращением симптома в фантазм.
В этой главе я хочу остановиться не столько на методах и приемах структурного
анализа психотерапевтического дискурса …, скользко на специфическом для
лакановского психоанализа приеме - конструировании фантазма. (Так и хочется
сформулировать в духе незабвенной ленинской теории отражения: язык первичен,
а сознание - вторично. Именно язык определяет бытие, а сознание - всего
лишь эпифеномен "поля речи и языка"). Фантазм - совершенно уникальный
психический феномен, значение которого для психотерапии трудно переоценить.
Использование фантазмов - их создание, разыгрывание и "развенчивание"
- столь же часто используется в практике терапии, как и метафорическая
коммуникация. Причем это делают не только психоаналитики - трудно назвать
школу или подход, свободные от фантазматических представлений. И в то
же время о фантазме почти никто (за исключением, может быть, постъюнгианцев)
не говорит и не пишет.
Для того чтобы у читателя сложилось правильное представление о фантазматическом
характере некоторых форм психотерапевтической работы, придется изложить
основные положения Лакана, касающиеся структуры и функций психического.
6.2. Регистры психики
Начнем с основных положений Лакана, касающихся строения и работы психики.
Последняя включает три регистра - Реальное, Воображаемое и Символическое.
Их удобно рассматривать в качестве трех измерений человеческой жизни -
экзистенциального (чувственный опыт), феноменологического (индивидуальное
сознание) и структурного (социальные отношения). Во фрейдовской теории
аналогичное разделение на Оно, Я и Сверх-Я сделано на основе различия
между чисто инстинктивными ощущениями (Ид), осознаваемыми переживаниями
(Эго) и социальными устоями (Супер-эго).
Разумеется, соответствие между фрейдовскими категориями и регистрами структурного
психоанализа весьма приблизительное. Многообразие психических явлений,
как индивидуальных, так и коллективных, невозможно втиснуть в жесткие
рамки даже самой совершенной классификационной схемы. Такие феномены,
как инсайт, сновидение, трансперсональные переживания, синхронистичность,
вообще трудно описывать на языке отдельно взятой психологической теории
(не говоря уже о том, что, скажем, теория деятельности для этого совершенно
не подходит - она хорошо вскрывает сущность навыков и умений, но практически
беспомощна перед фантазмом или архетипическим образом мира). Понимание
относительности, приблизительного характера любого описания, представление
о том, что любая отрасль научного знания оперирует своими рассказами (recit),
созданными по определенным правилам, и есть то, что Ж.-Ф.Лиотар называет
"состоянием постмодерна".
В духе постмодернистских представлений, т.е. с учетом того, что любой
рассказ (ведется ли он от имени Фрейда, Лакана, Юнга или A.Н.Леонтьева)
руководствуется собственными критериями истинности и точности, основные
описательные категории глубинной психологии удобно соотнести друг с другом
следующим образом:
Измерение / Подход Реальное - это доязыковое бессознательное,
"доопытный опыт", нечто невыразимое, исконное, неизгладимое.
Это недоступный именованию хаос впечатлений, ощущений, состояний, влечений
и чувств, в котором живет новорожденный младенец до того времени, когда
под контролем взрослых, под влиянием культуры и при участии языка он научается,
наконец, выражать свои переживания с помощью специально усвоенных семиотических
(знаковых) средств - жестов, осмысленных слогов, слов-наименований, слов-понятий
и культурных образцов поведения. Реальное у Лакана, как и у Фрейда, -
изначально телесно-сексуальное, нечто бесформенное и аморфное. Оно постепенно
осознается в форме целостного образа в возрасте полутора лет. Момент такого
осознания, стадия зеркала (la stade du miroir) - один из важнейших этапов
формирования личности. (Как и большинство психоаналитиков, Лакан почти
не пользуется понятием "личность", предпочитая термин "субъект".
Отношения "субъект-Другой" составляют основную экзистенциальную
дихотомию человеческого существования). Начальная точка этого процесса
описывается Лаканом как усвоение образа собственного тела. Функция стадии
зеркала заключается в установлении связей между организмом и его реальностью.
На этой стадии формируется регистр Воображаемого, Я (эго) - как инстанции,
в которой субъект себя отчуждает. В отличие от большинства психоаналитиков,
Лакан считает Эго, сознательное представление человека о себе, мнимой,
воображаемой сущностью. Он рассматривает эго как сумму всех психологических
защит и сопротивлений, свойственных индивиду, как некую вымышленную конструкцию,
иллюзорный образ, указывая на который, субъект говорит: "Это я".
Произнося эту фразу перед зеркалом, малыш (а позже и взрослый) указывает
в действительности не на, а от себя, на целостную и завершенную иллюзию
своего тела. Так формируется основополагающее заблуждение человеческого
сознания: представление о том, что подлинная природа и сущность желаний
и влечений субъекта доступна рациональному познанию и пониманию. Это изначальное
отчуждение составляет, по Лакану, первичный опыт, лежащий в основе воображаемого
нарциссического отношения человека к собственному Я. "Стадия зеркала,
- пишет он, - представляет собой драму, стремящуюся от несостоятельности
к опережению - драму, которая фабрикует для субъекта, попавшегося на приманку
пространственной идентификации, череду фантазмов, открывающуюся расчлененным
образом тела, а завершающуюся формой его целостности, которую мы назовем
ортопедической, и облачением, наконец, в ту броню отчуждающей идентичности,
чья жесткая структура и предопределит собой все дальнейшее его умственное
развитие." Как видим, развитие сознания у Лакана не продолжает или
дополняет бессознательное существование ребенка, но противостоит ему как
нечто иллюзорное, ирреальное, воображаемое.
Экзистенциальное
Феноменологическое
Структурное
Классический психоанализ
Ид (Оно)
Эго (Я)
Супер-эго (Сверх-Я)
Структурный психоанализ
Реальное
Воображаемое
Символическое
Аналитическая психология
Инстинкты Комплексы
Эго
Самость Архетипы
Психотерапевты часто сталкиваются с воображаемым самопредъявлением. Мнимая
природа собственного Я, которое люди демонстрируют друг другу в интимно-личностном
общении или в социально значимых ситуациях, - типичный источник многих
трудностей и психологических проблем. Однако действительные сложности,
обусловленные воображаемым существованием личности, лежат намного глубже.
Дело в том, что отчуждение от Реального чаще всего затрагивает ситуацию
удовлетворения потребностей, в том числе и тех, что связаны с самостью
(сэлф-потребности). "Ложная самость" интенсивно поддерживает
себя за счет действий и поступков, рассчитанных на восхищение аудитории,
а подлинные экзистенциальные потребности не просто фрустрируются, но все
реже и реже дают о себе знать - с каждым актом воображаемого само-конституирования
человек отдаляется от своей настоящей природы. Хорошим примером является
описанный мексиканским поэтом и критиком Октавио Пасом дохляк - маргинальный
тип личности латиноамериканца, не сумевшего ни интегрироваться в американскую
культуру, ни сохранить собственную этнокультурную идентичность.
Размышляя над этим и другими литературными примерами воображаемого конституирования,
я поняла, что представить конкретные описания терапии в рамках данной
проблемы очень сложно. Налицо классический парадокс: воображаемое самоконституирование
(в своей развитой форме) исключает обращение за психотерапевтической помощью,
и наоборот - признание необходимости последней (а, значит, того факта,
что в жизни не все так уж хорошо) способствует разрушению данного паттерна
поведения. Настоящие "воображалы" никогда не признаются в этом
ни себе, ни другим.
Люди, страдающие от засилья Воображаемого, засоряющие Воображаемым свое
и чужое жизненное пространство, воспринимаются окружающими очень специфически.
Они и раздражают (своей агрессивной неадекватностью, примитивно завышенной
самооценкой), и в то же время вызывают жалость и желание помочь. А помогать
без запроса не принято, да и нельзя. Кроме того, ситуация самораскрытия
для таких лиц - предельно дискомфортная, особенно в случаях, когда собеседник
является человеком проницательным. Одним словом, остается позаимствовать
изображение данного феномена в литературе. Вот как описывает своего дохляка
Октавио Пас: "Их отличает какой-то опасливый и взбудораженный вид
- вид людей, переодетых в чужое и боящихся постороннего взгляда, который
может их вдруг раздеть, пустить нагишом. Разговаривая с ними, я понял,
что настроение у них - вроде маятника, потерявшего ритм и болтающегося
теперь, не жалея сил, то туда, то сюда. Такое вот состояние духа - или
уж, точней, полное его отсутствие - и породило тех, к кому приклеилось
словечко "дохляк". Неспособные усвоить окружающую цивилизацию,
которая, со своей стороны, их попросту выталкивает, дохляки не придумали
иного способа противостоять всеобщей враждебности, чем обостренное самоутверждение...
Дохляк знает, что высовываться опасно, что его поступки раздражают общество,
- наплевать, он как будто сам ищет травли, манит преследователей, нарывается
на скандал... Безответный и презрительный, дохляк не мешает все этим чувствам
сгущаться, пока они, к его болезненному удовлетворению, не выплеснутся
в драку у стойки, налет или вспышку сокрушительной злобы. И тогда, в минуту
затравленности, он находит себя, свое подлинное Я, свою неприкрытую суть,
удел парии, человека, который -никто." Тут схвачена очень характерная
для обилия Воображаемого особенность - саморазрушительные тенденции, то,
что в психоаналитической классификации называется аутодеструктивной (self-defeating)
личностью.
Какая же связь между Воображаемым и агрессией извне? В конце 70-х годов,
уточняя ряд конкретных аспектов своей теории, связанных с психозами и
социально-психопатическим поведением, Лакан предложил еще одно понятие
со сходной семантикой - кажущееся (нарочитое) - по-французски semblant.
Этим словом принято обозначать все, что субъект делает невзаправду, понарошку
и, хорошо понимая "невсамделишность" полученного результата,
будь то научный результат, социальный ритуал или собственный имидж), яростно
требует от окружающих его уважения и признания. Посягательство на кажущееся
вызывает взрыв негодования. В равной степени чужое кажущееся выглядит
покушением на собственные "мнимости", делает уязвимым воображаемое
самоконституирование как таковое. Именно этот момент отражен в тексте
Октавио Паса.
Следует заметить, что расхожие, общепринятые представления о природе собственного
Я в истории психоанализа пересматривались не однажды. Достаточно революционными
для своего времени были взгляды на Эго, изложенные Фрейдом в работе "Введение
в нарциссизм" (1914). Через двадцать лет защитная функция Я была
подробно описана Анной Фрейд и, наконец, лакановский психоанализ выразил
свою точку зрения в экстремальной форме: наше собственное Я, мыслящий
субъект (cogito) есть иллюзия разума, созданная им в попытке защититься,
ускользнуть от воплощения своей подлинной экзистенциальной природы. Классический
психоанализ еще позволяет сохранить представление о Я как о некоторой
оболочке или коконе,
защитной поверхности, работающей одновременно на два фронта - против травм,
причиняемых внешним миром, и против побуждений, идущих изнутри самого
человека. Лакан в своей теории исходит из того, что Воображаемая природа
Я создается другими людьми и навязывается индивиду в том возрасте, когда
он еще не способен ни критически относиться к своему восприятию, ни сосредоточиться
на осознании собственных внутренних импульсов. Одним словом, наше Я -
нечто совсем другое, вовсе не то, чем мы его привыкли считать:
"Чем дальше следуем мы за мыслью Фрейда на третьем этапе его творчества,
тем яснее предстает у него Я в качестве миража, в качестве суммы идентификаций.
Конечно, Я действительно располагается в месте того достаточно бедного
синтетического образования, к которому субъект сводится в собственном
о себе представлении, но оно в то же время являет собой и нечто иное,
оно находится и в другом месте, оно имеет и другой источник"
Крылатое выражение Артюра Рембо "Я - это Другой" часто фигурирует
в роли своеобразной эмблемы взглядов Лакана. Кто же этот Другой, или,
на языке признанного мастера литературы нонсенса Эдварда Лира, - незнакомец,
ты кто? Лакан говорит о дискурсивной природе Другого. Он исходит из того,
что место Другого - общепринятые формы речевой практики, дискурс большинства,
способы выражения (артикуляции) Реального, предлагаемые языком и культурой.
Общее пространство культуры, "русла возможной речи", выстраивающие
универсум человеческого бытия, образуют третий регистр психики, Символическое.
Символическое - это структурный уровень языка и социальных отношений.
На этом уровне субъект больше не является Бытием-в-себе (Реальным) или
Бытием-для-себя (Воображаемым), а скорее - Бытием-для -других. Символическое
формируется на фаллической стадии развития. Узловым моментом является
исходная эдипова ситуация, от которой зависят первые формы социальных
взаимодействий ребенка. Сама природа Символического состоит в том, что
это структурирующее начало, некий порядок, место культуры, где осознаются
и распутываются "судьбы влечений". Структурированное, упорядоченное
бессознательное (желания Реального) обретает символические формы для выражения,
или, в терминологии Лакана, невыразимая реальность бессознательного, означаемое,
находит для себя означающее.
Пожалуй, одним из самых темных (и часто поэтому толкуемых превратно) мест
лакановской теории является связь между Воображаемым (Я) и Символическим,
имеющая природу смерти. В отличие от Воображаемого субъекта (отчуждающей
иллюзии, набора идентификаций), субъект Реального, по Лакану, есть субъект,
испещренный зияниями - провалами, отверстиями бесконечных полиморфных
беспредметных желаний, желаний sui generis, "нехватки ничто".
Этот бессознательный субъект обретает ощущение себя в моменты Символического
означивания желаний, противоположные по своей природе Воображаемому удовлетворению.
Для личностного Я восприятие таких моментов маркировано удовольствием,
однако последнее слишком часто повергается вытеснению, на месте которого
остается аффект. Страх смерти (не рационализированные Воображаемые представления
типа "вот умру-тогда пожалеете!", а подлинный смертный ужас)
- аффект, помечающий главное зияние, ту самую "нехватку ничто",
которая и составляет экзистенциальную основу нашего Бытия-к-смерти.
Может быть, для лучшего понимания стоит обратиться к первоисточнику. Лакан
писал об этом неоднократно; нижеследующий текст - это прямое разъяснение
данного тезиса, ответ участнице семинара на вопрос о связи между Я и смертью:
"Как определить место Я по отношению к общей речевой практике и тому,
что лежит по ту сторону принципа удовольствия?... В конечном счете, между
субъектом-индивидом, с одной стороны, и субъектом, смещенным по отношению
к центру, субъектом по ту сторону субъекта, субъектом бессознательного,
с другой, устанавливаются своего рода зеркальные отношения.
Само Я является лишь одним из элементов той общей для всех речи, которая
и есть речь бессознательная. Именно в качестве самого себя, в качестве
образа, включено оно в цепочку символов. Оно представляет собой необходимый
элемент введения реальности символической в реальность субъекта, оно связано
с зиянием, которое налицо в субъекте с самого начала. В этом, первоначальном
своем смысле оно оказывается в жизни человеческого субъекта ближайшей,
наинтимнейшей и самой доступной формой, в которой является ему смерть.
Связь между собственным Я и смертью исключительно тесна, так как собственное
Я представляет собой точку пересечения между общей для всех речью, в плену
у которой оказывается отчужденный субъект, с одной стороны, и психологической
реальностью этого субъекта, с другой. Воображаемые связи у человека искажены,
ибо в них возникает то зияние, посредством которого обнаруживает свое
присутствие смерть. Мир символа, в самой основе которого лежит явление
настойчивого повторения, является для субъекта отчуждающим - точнее говоря,
он служит причиной того, что реализует себя субъект лишь там, где его
нет, и что истина его всегда в какой-то части от него скрыта. Я лежит
на пересечении того и другого"
Мне пришлось привести весьма обширную цитату, чтобы продемонстрировать
не только сложную диалектику означивания желаний Реального в Символическом
регистре, но и преемственность между идеями Лакана и мыслями Фрейда, изложенными
в книге "По ту сторону принципа удовольствия". Эта работа, относящаяся
к третьему, наиболее зрелому периоду научного творчества великого психолога,
не может похвастаться такой популярностью у практикующих аналитиков, как
"Я и Оно" или "Три очерка по теории сексуальности".
Может быть, потому, что в ней Фрейд весьма осторожно, если не сказать
- скептически, относится к возможностям психоанализа как метода лечения
глубоких психических расстройств. "Все дело в том, что глубоко вытесненное
не возвращается" - говорил Фрейд. "Если за именуемым что-то
есть, то оно не именуемо. И в силу неименуемости своей (во всех оттенках
смысла, которые в слове этом можно расслышать) сближается с неименуемым
по преимуществу - со смертью" - вторит ему Лакан.
Но вернемся к Символическому. Несколько упрощая, можно считать, что на
первичном уровне, в Реальном, психическое развитие определяется экзистенциальными
категориями аффекта и чувственного опыта. Далее, на уровне Воображаемого,
феноменология сознания превращает чувственный опыт субъекта в идеальный
образ самого себя, и, наконец, на Символическом уровне социальных отношений
основной упор делается на отношения между субъектом и другими людьми.
С развитием Символического несмышленый младенец становится другим. Точнее,
попадает под власть Другого. Для обозначения человека в структурном психоанализе
используется понятие "субъект". Субъект у Лакана - это человек,
субъект психики и одновременно индивидуальная личность, субъект деятельности,
восприятия и осмысления действительности. Другой - это субъект бессознательного,
для которого регистр Реального является естественным и привычным, а Воображаемого
не существует вовсе (или, по крайней мере, оно не принимается во внимание).
Другой - это иной, инакомыслящий, видящий, чувствующий. Это ключевое понятие
в европейской философии второй половины XX века, в частности, в постмодернизме.
У Лакана Другой определяется строго психоаналитически, как источник (и
одновременно результат) процессов вытеснения и сопротивления. Я и Другой
диалектически связаны между собой, а истоки этой связи коренятся в невозможности
осознать и принять истину своего существования (Реальное). Лакан пишет:
"Референтом собственного Я является Другой. Собственное Я устанавливается
в отнесенности к Другому. Оно является его коррелятом. Уровень, на котором
происходит переживание Другого, в точности определяет уровень, на котором,
буквально, для субъекта существует собственное Я". Иными словами,
формирование (конституирование) субъекта вбирает различные типы опыта
его со-бытия с Другим.